Повсюду глаза. Лица изучают меня, но сквозь фигурное стекло я никого не узнаю.

— Говорят, — раздается голос бармена, — мозг Эйнштейна поместили в банку с формальдегидом. Подошло ему — подойдет и тебе.

— Такое время от времени случается, — произносит Карлайл. В этот раз он без швабры, так что я понимаю, где я. Судя по часам, терапия давно кончилась, но иногда врач приходит в столовую поговорить. Помочь.

— Такое случается, — повторяю я. Сегодня я на групповое лечение не ходил. Были проблемы поважнее.

— Все по-разному реагируют на таблетки. Поэтому Пуаро постоянно прописывает тебе что-то новое. Ему нужно найти идеальную смесь.

— Идеальную смесь, — отзываюсь я. Да, я снова повторяю за ним, но не могу остановиться. Мои мысли стали резиной, и все, что влетает внутрь, выскакивает наружу через рот.

У меня случилась аллергическая реакция на «риспердал». Ни Пуаро, ни пастельные халаты так и не объяснили мне, что это значит. Карлайл оказался разговорчивее:

— Мне не положено посвящать тебя в детали, но ты заслуживаешь того, чтобы знать, — начал он. — У тебя было быстрое сердцебиение и судороги. И твое сознание витало где-то еще. Знаю, звучит ужасно, но это на самом деле все было не так плохо, как можно подумать.

Ничего такого не помню. Я был в другом месте.

Карлайл подвигает ко мне тарелку, напоминая, что нужно поесть.

Я пытаюсь сосредоточиться на пережевывании и глотании, но мои мысли все равно блуждают где-то еще. Я вспоминаю, что уже несколько дней не видел Каллиопу. Нужно наведаться на нос. Я думаю о барменах: каких ядов они намешают мне на сей раз? Селезенку хамелеона, яички тарантула? Наконец я осознаю, что сижу с вилкой наперевес, а из уголка рта стекает слюна. У меня полное ощущение, что я просидел так несколько часов, но, видимо, нет, потому что Карлайл вряд ли терпел бы это дольше пары секунд. Он напоминает мне, что нужно жевать и глотать. Произошел откат назад. Мы оба это понимаем.

Терапевт вынимает ложку из моей руки и кладет на стол:

— Может быть, потом доешь, — замечает он, поняв, что сейчас от меня мало толку.

— Может быть, потом доем. — От моего внимания не укрылось, что вилка волшебным образом превратилась в ложку.

Корабль качается на волнах. Фонарь, свисающий с низкого потолка моей каюты, описывает широкие дуги. Тени приближаются и вновь отступают. Кажется, с каждым разом они подбираются все ближе.

Капитан лично руководит возвращением мозга ко мне в голову. В сравнении с этим засунуть зубную пасту обратно в тюбик легко и просто.

— Нужно шождать вакуум в шерепе, — объясняет корабельный врач. — Потом поднешти беглеца к левой нождре. Тогда его зашощёт внутрь, чтобы жаполнить дыру. Проштая фижика. — Врач, которого я никогда раньше не видел и больше не увижу, очень похож на Альберта Эйнштейна, чей мозг, по слухам, угодил в банку, и даже говорит так же. Когда операция подходит к концу, мне все еще кажется, что я где-то снаружи. Капитан оглядывает меня и разочарованно качает головой:

— С кем поведешься, с тем и наберешься, — неприязненно произносит он. Это выражение звучит чуть-чуть иначе, но я его понял. — Вот что бывает, если водиться с попугаем и этими проклятыми барменами. Верь в меня, парень, а не в их разъедающие мозг коктейли. Я думал, ты уже что-то да понял!

Капитан нависает надо мной, особенно огромный теперь, когда я ощущаю себя размером с мозг. Он собирается уходить, а мне этого не хочется. Штурмана и след простыл, а я не хочу сейчас оставаться один.

— Оно проплыло мимо меня… — подаю я голос.

Капитан медленно оборачивается и смотрит на меня:

— Что проплыло мимо тебя?

— Что-то огромное, со стальной чешуей. Потом оно ушло вглубь и вновь устремилось к поверхности. Я чувствовал его голод. Оно хотело поглотить меня! — Я не осмеливаюсь добавить, что это попугай меня от него спас.

Капитан садится на край моей койки:

— Это был, — произносит он, — Змей Бездны, грозный противник. Стоит ему положить на тебя глаз, и он будет следовать за тобой, пока кто-то из вас не исчезнет с лица земли. Он никогда не позволит тебе жить спокойно. — Хотя это довольно плохие новости, капитан улыбается: — То, что Змей Бездны удостоил тебя своего внимания, много о тебе говорит. Это значит, что в тебе кроется куда большее, чем кажется на первый взгляд.

Я отворачиваюсь к стене и стараюсь не думать о змее.

— Если вы не возражаете, от некоторых взглядов я бы лучше избавился.

Мое беспокойство снова на пике, и я брожу туда-сюда мимо комнаты сиделок, нервируя Долли, чья смена как раз настала.

— Дорогуша, разве у тебя сейчас не терапия?

— Сомневаюсь.

— Тогда у тебя, наверно, есть какое-нибудь более важное занятие?

— Сомневаюсь.