Словно уловив наполненные яростью мысли капитана, «сто одиннадцатый» вдруг дернулся, теряя управление, и нехотя, будто делая советскому пилоту одолжение, отвалил в сторону, заваливаясь на крыло. Спустя мгновение груженный двумя тоннами бомб, призванных нести на советскую землю смерть и разрушение, самолет вошел в последний в своей бесславной жизни штопор. Белорусская земля равнодушно приняла в себя десять тонн дюраля, стали, плексигласа, пластика, резины, тротила и человеческой плоти, и над местом падения вырос многометровый огненный столб мощного взрыва.

«Вот и размочил счет», – автоматически подумал капитан Захаров, выполнив полуразворот и направляя истребитель в сторону новой цели. Чуть в стороне, чадно дымя горящим двигателем, валился вниз еще один «Хейнкель», сбитый кем-то из его ведомых. И еще один – пилоты 33-го ИАП не собирались оставлять гитлеровцам ни единого шанса.

Но затем везение внезапно закончилось. И появившиеся «Мессершмитты», то ли отставшие от бомбардировочной группы, то ли спешно присланные на помощь с ближайшего приграничного аэродрома, коршунами набросились на не ожидавшие атаки сверху «Ишачки». В первые же минуты боя завертевшаяся в небе смертельная карусель стоила эскадрилье Захарова трех самолетов, одним из сбитых оказался его ведомый. Второй ведомый запоздал с маневром уклонения, отстал от командира и, получив очередь в двигатель, отвалил в сторону, выходя из боя и разворачиваясь в сторону аэродрома.

Скрипнув зубами – вот тебе и обещание командования, что немцы пойдут без прикрытия! – Александр направил самолет наперерез ближайшему бомбовозу и даже успел выпустить пару очередей, продырявивших немцу фюзеляж и левую плоскость, однако плотно севший ему на хвост «Bf-109» заставил прекратить атаку, отгоняя капитана от цели. Пришлось принимать бой в заведомо невыгодных условиях, навязанных противником – Захарова спасло только собственное мастерство да маневренность родного «И-16». О том, чтобы контратаковать, речи уже не шло, теперь главным было спастись самому и сохранить машину. Правда, и немцы, видимо, оценив тяжесть повреждений, вывалили смертоносный груз прямо в поле, торопливо разворачиваясь на запад…

В итоге советским истребителям удалось сбить еще два бомбардировщика, заплатив за успех пятью машинами. Выброситься с парашютом из которых успели лишь трое летчиков. Радовало лишь одно: бой происходил над своей землей, и уцелевшие пилоты – если, конечно, им удастся благополучно приземлиться, – вскоре вернутся в строй.

На рассвете двадцать второго июня поднятые в половине третьего артиллеристы услышали доносящийся с неба монотонный гул десятков авиамоторов. Спустя пару минут на фоне светлеющего неба показались темные силуэты идущих на небольшой высоте немецких бомбардировщиков. Летящие на восток девятки двухмоторных бомбовозов, казалось, заполнили все небо. Низкий свербящий звук работающих двигателей вгрызался в самую душу, вызывая подспудное желание оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Сжимая в бессильной злобе кулаки, артиллеристы провожали исполненными ненависти взглядами проходящую над головой армаду, несущую в бомболюках и на пилонах внешней подвески фугасную смерть. Каждый из них думал в этот момент не о себе, а о тех, кто остался там, на востоке: матерях, женах, детях. Ведь они ничего не подозревают, мирно отдыхая в своих домах – воскресенье, нужно как следует выспаться перед очередной трудовой неделей…

И в этот момент в монотонный аккомпанемент вдруг вклинились звенящие ноты работающих на высоких оборотах моторов советских истребителей, атаковавших немцев сверху. Утреннюю тишину разорвали первые очереди, кажущиеся с земли совсем негромкими, словно в небе заработали вхолостую десятки швейных машинок. Не прошло и минуты, как один из бомбардировщиков задымил разбитым двигателем и отвалил в сторону, стремительно теряя высоту. Не успел он рухнуть в нескольких километрах за лесополосой, как пикирующие из поднебесья лобастые «Ишачки» снесли с небосвода еще троих, причем один из самолетов взорвался в воздухе, видимо получив несколько попаданий в бомбовый отсек.

Еще один вывалил смертоносный груз прямо в поле – несмотря на несколько километров расстояния, земля под ногами едва заметно дрогнула, отзываясь на практически одновременный взрыв двух тонн бомб, и с брустверов капониров потекли под ноги тоненькие ручейки успевшей подсохнуть глины, – и потянул к своим, оставляя позади узкий дымный хвост. Далеко уйти ему не удалось: один из «И-16», заложив лихую полубочку, зашел со стороны хвоста, протарахтев всеми своими четырьмя «швейными машинками», и немец клюнул лобастой плексигласовой башкой штурманской кабины, пикируя вниз. А вот из третьего бомбовоза, прежде чем он навечно слился с белорусской землей в первом и последнем объятии, успели выброситься с парашютами двое пилотов. Добивать болтающихся под куполами беспомощных немцев никто не стал: стремительный воздушный бой за эти кажущиеся долгими минуты уже сместился на несколько километров восточнее и, судя по всему, определенно шел не в пользу гитлеровских летчиков. По крайней мере, до тех пор, как в небе невесть откуда не появились немецкие истребители, навязавшие нашим соколам воздушный бой.

Увидев, что ветер постепенно сносит обоих пилотов в сторону батареи, лейтенант Сазов торопливо схватил прислоненный к станине «ППД» и махнул рукой бойцам:

– Петров, Семякин, за мной! Живыми возьмем гадов, тут и полкилометра не будет! Левченко, вызови комполка, доложи. – Названный боец метнулся к крохотному отнорку капонира, где на снарядном ящике стоял полевой телефон, остальные перебрались через бруствер и побежали следом за командиром.

Когда приземлился первый из немецких пилотов, покинувший самолет чуть раньше товарища, артиллеристы были уже в паре десятков метров. Спружинив ногами, пилот перекатился по траве, гася скорость, и попытался вскочить, одновременно дергая рукой клапан кобуры. Однако тут же запутался в стропах и боком повалился на землю; спустя мгновение его накрыл купол парашюта, окончательно сковывая движения. Пока гитлеровец нелепо барахтался, пытаясь высвободиться, его уже окружили подбежавшие бойцы.

– Петров, следи за ним, мы второго возьмем, – коротко бросил запыхавшимся голосом лейтенант. – Только гляди не стрельни, а то майор шкуру спустит. Паша, побежали, вон он, гад, приземлился уже!

Услышав рядом русскую речь, немец настороженно замер. Разумеется, ни слова он не понял, но это и не имело никакого значения – ситуация и без того была ясна. Поколебавшись несколько секунд, штурман подбитого «Не-111» Фриц Вассер сбросил лямки подвесной системы и распутал ноги. Вытащив пистолет, он начал осторожно выползать из-под шелка купола. В принципе, стрелять в этого солдата летчик, скорее всего, не собирался: когда приземлялся, видел, что тот не один. Да и вообще, если русские так быстро добежали, значит, где-то совсем рядом их полевой лагерь. Обидно, конечно, в первый же час войны угодить в плен, перед тем пройдя всю французскую и польскую кампании, но, видно, такова воля судьбы. А с судьбой Вассер спорить не любил. С другой стороны, если пилот Кляйн приземлился достаточно далеко и остальные побежали к нему, у него может оказаться шанс вырваться – пока спускался, заметил совсем недалеко отсюда небольшой лес, где можно укрыться на какое-то время. Главное переждать всего несколько часов, уже к обеду здесь в любом случае будут передовые части Вермахта.