– Теперь еще две вещи… нет, три. Во-первых, эта маленькая община, которая тут образовалась… у них есть лидер? Кто-то, кого все уважают, с кем советуются, к кому идут за помощью.

Поразмыслив, Ампаро назвала несколько имен. Мардер записал их в блокноте – в том числе имя Роситы Моралес, с которой разговаривал недавно.

– Далее. У нас на территории живет кто-то из ni-ni? То есть молодые парни, которые могут спутаться с Ла Фамилиа или еще какой-нибудь наркогруппировкой?

– Несколько человек. Росита точно знает, кто именно.

– Ладно, спрошу ее. Вы могли бы передать в деревню, что я хотел бы видеть людей из списка сегодня после ужина – скажем, часов в восемь? И еще вам придется завести блокнот и сотовый телефон. Скоро у вас будет много поручений, а вы же не хотите что-нибудь забыть?

– Хорошо, сэр, – отозвалась она. И, вежливо помолчав: – А третье?

– Да-да. Считаю, нам надо поговорить насчет Лурдес.

– О господи! Она опять что-то натворила?

– Нет, но я вижу тут проблему, которую желательно устранить. Девочка не обделена красотой, и ее вины тут нет, конечно, но мне она кажется несчастной. Даже угрюмой. А мне не хотелось бы такой атмосферы в моем доме. Кроме того, скоро мужчины начнут стреляться из-за нее, а учитывая неблагополучную обстановку в Плайя-Диаманте, это не просто фигура речи. Сегодня утром я застал Лурдес с парнем лет на десять старше ее. Нет, ничего такого серьезного – она всего лишь заигрывала с ним, но такие игры выходят из-под контроля очень быстро. Не могли бы вы рассказать о ней?

– Она моя племянница, младшая дочь моей единственной сестры. Отец ее погиб много лет назад в narcoviolencia. Сестра уехала на El Norte, когда Лурдес было пять. Поначалу она писала, присылала деньги, но последние пять-шесть лет от нее не было ни одной весточки. Такое обычно не к добру. Но сколько ни плачь, ребенка-то все равно надо растить. No importa, madre [53] , – добавила она со вздохом и пожала плечами. Такими словами мексиканцы говорят о вещах, которые никак не исправишь – и которых много, ох как много в жизни этого народа.

– Я хотела ее отправить к моему брату в Герреро, у него там rancho. Но она клянется, что сбежит оттуда, и я ей верю. Девочка упрямая, как мул. Работать она не желает, школу прогуливает, а теперь еще и с парнями тискается, как вы сами видели. Все мысли только о деньгах да о вещах, и где бы их взять – все эти вещи, о которых по телевизору говорят и в журналах пишут. Она уверена, что станет моделью или кинозвездой, что у нее будут машины, драгоценности и дорогая одежда. А по-моему, ее заграбастает какой-нибудь guapo [54] , подсадит на наркотики, и все, конец бедняжке!

– Может, до этого и не дойдет, – сказал Мардер. Он уставился в телевизор – тот привлек его внимание, когда сериал сменился яркой заставкой новостей. Выпуск начали с происшествия на площади – то есть с торса. В кадре возникла та самая красивая журналистка в бежевом. Он протянул руку и включил звук. А потом смотрел и слушал, наслаждаясь ее хриплым голосом и чистым выговором, пока репортаж не закончился.

Тогда он повернулся к своей работнице.

– Давайте я поговорю с ней. Иногда девушки прислушиваются к мнению взрослых мужчин.

На лице Ампаро одна эмоция сменялась другой: что-то похожее на страх, затем сомнение, наконец, покорность. Живость, наполнявшая ее взгляд во время разговора о домашних делах, поблекла, и вернулась на место вежливая маска служанки.

– Да, сеньор. Я передам ей. Можно теперь продолжить работу?

Мардер кивнул и поднялся на второй этаж, чтобы наконец-то предаться сиесте. Задернув шторы и растянувшись на прохладных простынях, он подумал: «Она решила, что я хочу забрать девчонку себе и что для той это не худший вариант – богатый старый американец вместо молодого раздолбая, который ее обрюхатит, и все. Она ошиблась насчет меня, – подумал он. – Такая жизнь у меня уже была».

Пяля глаза в потолок безупречного светло-кремового оттенка, он погрузился, как с ним часто бывало в минуты крайней усталости, в дремотное состояние, в котором прошлое придвигалось ближе. Не обострилась ли эта склонность из-за болезни? Возможно, перед ним пробегает вся его жизнь, как это случается с людьми в момент смерти – только он просматривает ее медленно, обстоятельно, как и подобает редактору энциклопедических трудов. Так или иначе, но в нынешнем полусне Мардер очутился на другой кровати – не такой широкой, не такой мягкой, а потолок над ним был горчично-желтый и весь в трещинах, которые складывались в некий округлый контур вроде кошачьей головы. Он отдыхал в своем номере в гостинице «Лас-Пальмас-Флоридас», отмахав несколько тысяч миль на мотоцикле. Останавливаться в Плайя-Диаманте Мардер не планировал и даже не слыхал про такое место, просто его привела сюда череда спонтанно принятых решений – не навстречу чему-то, а прочь от жизни, которую он безнадежно, как ему казалось, загубил. Ему было двадцать четыре.