Шрифт:
– Пусть учится, ей учиться надо, она у нас одна…
Анна Ильинична плохо понимала ценность музыкального образования, для нее слово «техникум» было полно давнего высокого смысла. Когда зашла речь о том, что Ксюша могла бы утром, до занятий, сходить на базар за картошкой, Анна Ильинична возмутилась:
– Что? Руки портить?!
А вот Илона портила руки. Нюша предложила ей постоять за прилавком, помочь продавать картошку. Илона подумала – и, ничего не сказав Роме, согласилась. Она больше не могла сидеть одна, ей хотелось быть на людях.
Ее, выдав страшный серый халат, приставили к тете Фене, которая всю жизнь провела на рынке. Тетя Феня была продавщица опытная и с таким нравом, что связываться с ней боялись. Но Илону она принялась жалеть, и каждый раз к концу рабочего дня, кроме заработка, вручала ей несколько хороших красивых картофелин; эта благостыня когда тянула на килограмм, а когда на полтора.
Сперва Илона не знала, как быть: мать в свое время не давала ей ни копейки, теперь муж – ни рубля, сам все приносил. И если дома вдруг объявится картошка – он поймет, что жена опять колобродила на рынке. Выход был простой – по дороге домой занести эту добычу к тете Тане.
Илона не знала, что выпадали дни, когда ее картошка была единственным блюдом на столе.
Что касается алкоголя – она перешла на другую схему потребления: не ночные гулянки с песнями и воплями, а весь день понемножечку, по паре глоточков в компании тети Фени, которая тоже без этого жить не могла, особенно в холодное время. Клава иногда присылала с гонцом колбаски на закуску, завелась еще подруга – Лена из столовки, где кормилась шоферня; Лена приносила то пару котлет, то пару сосисок. Илона не знала, что дешевые котлеты, непонятно из чего слепленные и чересчур обильно приправленные чесноком, могут, пока горячие, быть такой хорошей закуской.
И в один прекрасный день Илона поняла, что на рынке она счастлива.
Спиртное поддерживало ее в постоянном приятном расположении духа. Тетя Феня была опорой и защитой. Шофера и грузчики умели рассмешить. Утром, выпроводив из дома мужа, который поднимался ни свет ни заря и удирал сражаться за бумагу, за типографскую краску, за печать на рондосете, выгадывая каждый рублишко, Илона просто неслась на рынок, чтобы услышать:
– Илоночка, привет!
– Здравствуй, Илонка, мать твою за ногу!
– Илоночка, зайди потом ко мне, я кое-что принесла!
– Доброго утречка, Илонка!
– Илоночка, солнышко ты мое сисястенькое!
– Илонка, у меня такая новость! Я сейчас забегу, расскажу!
– Илоночка, ты охрененная!
Вечером, перед приходом Ромы, она мылась, чистила зубы и принимала благопристойный вид. В холодильнике всегда были припасы для ужина, она кое-что стряпала, встречала мужа, кормила, стелила постель. Они спали вместе – по привычке, но близости не случалось, близость утратила смысл, да и выматывался Рома основательно. Те времена, когда он был выпускающим или заместителем ответсека, вспоминались как райские: пришел на работу, выполнил служебные обязанности, и плевать тебе, откуда берутся и сколько стоят рулоны бумаги. Впрочем, с Яшкиной помощью он освоился в издательском бизнесе. «Секс-шанс» приносил доход, они задумывали издание бесплатной рекламной газетки, которую почтальоны распихивали бы по почтовым ящикам. Идею Яшка где-то спер и сделал примерные выкладки – получалось, что плата рекламодателей вдвое перекроет типографские и прочие расходы. Но для этого требовались рекламные агенты, они в городе уже были, оставалось завербовать и переманить. И тут Рома с Яшкой балансировали на грани: если принять решение и завести такую газетку, назвав ее, скажем, «Полушка», то первые месяцы могут принести бешеные убытки, пока там еще рекламодатели раскачаются, но если затянуть с этим делом – висящую в воздухе идею подцепят, реализуют и получат прибыль конкуренты, а две бесплатные газетки в городе не нужны.
Естественно, за ужином Рома молчал и думал, а Илоне тоже, в сущности, нечего было ему сказать. Разве что про одежду – как-то она попросила у него денег на белье, на колготки, на новую юбку. Он выбрал время, сам поехал с ней в два магазина, оплатил покупки, но в руки ни рубля не дал.
Ему казалось, что другого способа справиться с алкогольными загулами, кроме строжайшего контроля, просто нет. Такой стала его любовь – он спасал Илону, спасал сурово и безжалостно. До смерти этой любви оставалось совсем немного.
Но однажды он привел домой Яшку. Тот повздорил с очередной подругой и искал политического убежища на две-три ночи. За столом они говорили о необходимости своего отдела компьютерного набора и верстки – чтобы не нанимать каких-то левых самоучек и не платить им за ляпы и заведомую халтуру.
– Проще взять мальчишку прямо из школы, и пусть на ходу учится, дешевле обойдется, – сказал Яшка. – А если что – мы ему потом курсы оплатим.
Такой мальчишка у Илоны на примете был – Галочкин Максимка. Илона тут же вспомнила о нем, предложила, сбегала к соседям и привела кандидата. Рома, конечно, знал Максимку, но просто забыл о его существовании. Но потолковали и решили – берем парня на пробу.
Бизнес развивался, «Полушка» родилась и заинтересовала горожан; выяснилось заодно, кто ее главные читатели. Это были пенсионеры, падкие на все грошовое, а тут, вообразите, даже бесплатное! Следующим проектом стал женский журнал – для него рекламный отдел обещал подогнать оптовые фирмы, везущие все, от холодильников до шлепанцев.
Вот только Варвара Павловна все больше уставала, и это была скопившаяся усталость. И в самом деле – ей было за семьдесят. Они с Лидой, кроме Зои, обучили еще Ларису, но вчетвером не справлялись, и Рома пообещал еще одну ставку – для человека, который будет заниматься исключительно телепрограммами.