За письменным столом, который казался слишком широким и гладким для Вань Ли, как воронка от термоядерной бомбы, генерал Чьжу Юань привстал со стула.

— И вы даже не потребовали немедленной передачи ее расчетов? — воскликнул он.

Вань склонил голову.

— Нет, товарищ генерал, — сказал он в отчаянье. — Это… мне в голову не пришло. Она пообещала выслать материалы мне скоро. Но они находятся у нее в квартире, где у нее есть лаборатория, и… без сомнения, ее начальство продержит ее на базе некоторое время… и журналисты, принимая во внимание, какими сенсационными могут быть эти новости…

— Правильно, — тон Чьжу был неумолимым. Его широкое лицо редко выражало какие-то чувства, но сейчас он хмурился и барабанил пальцами по крышке стола. Его плечи, одетые в мундир, загораживали Ваню большую часть окна. Синий летний воздух Земли, вид отчаянно зеленых деревьев и вздымающаяся ввысь арка крыши храма на Холме Торжеств неясно вырисовывались вдалеке. Ветер с моря, ворвавшийся в город, потерял свою свежесть и не приносил покоя из-за бесконечного шума пекинского транспорта.

Несмотря на шум, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Кабинет был голым, за исключением владельца — нет, и с владельцем тоже — он был голым и скучным. На стене справа висел портрет Ленина, слева — Мао. Вань почувствовал, что их глаза и глаза с портрета Председателя Сунь за его спиной были устремлены на него.

Чего я боюсь? Я — патриот, они знают об этом, они доверяют мне… Публичного унижения? Нет, и я не должен думать о признании собственной ошибки и об ее исправлении перед лицом товарищей как об «унижении». Может быть, я слишком долго пробыл на Западе? Вдруг вирус Запада вошел в мою кровь, и его нужно изгнать оттуда, подумал Вань о причине своей дрожи. Они могут отозвать его из Сигманианского проекта как раз в тот момент, когда он стал распускаться, как бутон весной.

— Катастрофа, эти новости передают по радио с подачи Кантер, — сказал Чьжу. — Неужели вы не могли посоветовать ей быть более осторожной, пока не выяснятся все «за» и «против»?

— Я совершенно не думал об этом иначе, как о счастливом случае, товарищ генерал. — Вдохновленно: — Председатель Сунь неоднократно инструктировал нас, что развитое общество, как то, откуда явился наш гость, может быть только антиимпериалистическим, и предполагает правильный образ мыслей.

— Да-да. — Чьжу на мгновенье замер на месте. — Хорошо, когда вы ожидаете получить материалы Кантер?

— Боюсь, не раньше чем через несколько дней. Она сказала, что они разрозненные и в значительной степени с ее авторскими сокращениями, и она напишет официальный отчет.

— Еще одна приятная неожиданность! И если тогда американцы разрешат ей передать его нам — пред ать гласности по всем миру — представят ли они полный и достоверный отчет?

— А почему бы и нет? — спросил Вань, почта вздрогнув от беспокойства.

— Товарищ профессор, вы были за границей больше, чем все остальные, у вас есть корреспонденты в иностранных государствах, у вас есть свободный доступ к иностранным публикациям и программам. — Чьжу пролаял, напоминая: — Не будьте наивным. Этот космический корабль совершенно неуязвим для любого известного нам оружия; он значительно быстрее, чрезвычайно маневренен, он полностью автономен и, вместе с тем, сам себя обеспечивает при помощи своего фотонного двигателя, если не еще чего-нибудь, он может покрывать настолько громадные расстояния, насколько понравится его пилоту. Тот, кто сможет завладеть такой силой, станет хозяином мира. И вы воображаете, что это не приходит в голову империалистическому правительству?

— Но, но ведь Сигманианец…

Чьжу слушал Ваня с каменным выражением лица еще некоторое время. А потом, к большому его удивлению, он откинулся на стул, улыбнулся, вынул сигарету и прикурил. Дым струился из его рта, когда он произносил слова, которые смягчили общее впечатление:

— Вы недостаточно подумали о последствиях, товарищ профессор. Однако осмелюсь сказать, чистый исследователь, как вы, не может быть в этом обвинен. Ваша работа очень ценна. Теперь, возможно, вы сможете оказать нам чрезвычайно важные услуги — так, что люди и через сто лет будут кланяться вашему имени.

Вань разжал кулаки. Он почувствовал крайнюю слабость.

— Я слушаю, товарищ генерал, — прошептал он.

— Председатель Сунь и его советники проанализировали политическое значение прилета Сигманианца. Они многосторонни. Прежде чем мы решим как нам поступить, нам потребуются ответы на множество решающих вопросов. Вы наш самый способный и квалифицированный исследователь этой проблемы — наша самая большая надежда.

Чьжу перевел дыхание, прежде чем стал продолжать:

— Некоторые полагают, что Сигманианец непременно предоставит себя в распоряжение священному делу человечества, когда возможность общения станет достаточно реальной, чтобы он смог понять, что происходит на Земле. Это, конечно, возможно, и поэтому хочется верить, что это осуществится. Но если теория на этом месте и остановилась, теоретик покажет свою невежественность и лень.

Чьжу напрягся снова. Прокатилась волна нового холодного гнева, на этот раз вне кабинета — по всему миру. — Может ли хоть один образованный человек предположить, что империалисты и ревизионисты не приняли во вниманию эту идею тоже? Разве они не сделали приготовлений на случай непредвиденных обстоятельств? Разве они смиренно откажутся от своих преимуществ и власти? Тебе ведь лучше знать!

— Я… да. Я прекрасно знаю, — запинаясь, ответил Вань.

В его памяти медленно возникал образ отца, который был ранен американцами, когда в молодости воевал в Корее, и убит русскими в Сибири как офицер вражеской армии. А затем советские самолеты, которые пикировали с ужасным ревом и визгом по небу над маленьким мальчиком, который плакал о своем отце и кричал от страха…