Шрифт:
— Пошел! — толкнул в спину бандит.
Пройдя через кухню, они оказались на небольшом крылечке, огражденном хлипкими перилами. Треплос испуганно огляделся и понял, что находится в замкнутом дворике, окруженном высокими стенами из сырцовых кирпичей.
В переднем углу за бочкой, заменявшей стол, сидел широкоплечий, голый по пояс мужчина с могучей грудью, поросшей седыми волосами. Нахмурив кустистые брови, он разделывал сушеную рыбину толстыми пальцами, отправляя куски в рот, красногубой щелью выделявшийся на поросшем щетиной лице.
— Вот этот молокосос, Врал, — прорычал разбойник с перебитым носом.
Мужчина облизал жирные пальцы и уставился на поэта тяжелым немигающим взглядом.
— Ты убил нашего брата, — проговорил он гулким, хриплым голосом.
— Да я тебя за Хруща на полосы порежу! — заревел бородач, поигрывая кинжалом перед лицом Треплоса.
— Наш обычай требует снять с тебя шкуру, — продолжал Врал. — С живого. И закопать в соль.
От этих слов, произнесенных просто и буднично, на поэта повеяло могильным холодом. Да и глаза предводителя налетчиков не оставляли никакого сомнения в серьезности его намерений.
— Вот! — раздался довольный голос бородача. — На бойне взял.
Он продемонстрировал юноше палку с кривыми крюками.
— Зацепишь за край шкуры и тащи! Только потихонечку, чтобы кожу не испортить. Гы!
Мужчина противно захихикал. И тут Треплос первый раз в жизни ощутил настоящий животный ужас, охвативший его множеством липких холодных конечностей, подобных щупальцам осьминога.
— У тебя только одна возможность остаться в живых, — сказал предводитель, вставая из-за своего импровизированного стола. — Сделать то, что мне нужно. Иначе, ты умрешь.
Юноша сглотнул подкативший к горлу комок и кивнул. Ноги его ослабели, на теле выступил противный холодный пот.
Убедившись, что собеседник проникся серьезностью момента, Врал вышел из-за своего импровизированного стола, и сделав пару шагов, взглянул в глаза Треплосу.
— Ты должен передать нам ту вещь, что принес твоему хозяину сегодня ночью один келл.
— Но…
— Молчи и слушай, дурак! — оборвал его разбойник. — Маг уедет в гости. Как только стемнеет, ты подашь сигнал из окна. Помашешь туда — сюда светильником. Мы тебе свистнем два раза. Понял? Тогда ты сбросишь нам ту штуковину. И сможешь жить дальше.
Вот тут поэт сделал очень большую глупость.
— Я не могу это сделать! — радостно крикнул он.
От неожиданности брови Врала взметнулись вверх.
— Это еще почему?
— Я не служу жрецу! — сказал Треплос и стал торопливо рассказывать, каким образом он оказался в гостиничном номере мага. — Мне очень хотелось кушать, а денег на еду нет. Я узнал, что жрец у наместника и решил навестить служанку. Девчонка от меня без ума. Жрать очень хотелось. А тут вы налетели… Ну и… Не виноват я! Так получилось.
— Хватит! — широкая как лопата ладонь отвесила юноше пощечину. Отброшенный к стене он с трудом поднялся.
— Навестишь свою шлюху еще раз! — прорычал разъяренный бандит. — И сделаешь так, как я сказал!
— Маг запретил мне возвращаться! — попытался объяснить Треплос. — Она меня не пустит!
— Ты же говорил, что она от тебя без ума?
— Была! — юноша поднялся на ноги. — Мы поссорились. Я уговаривал ее взять золото и сбежать со мной. Она отказалась!
— Плохо уговаривал! — заржал налетчик с переломанным носом.
У Врала дернулся угол рта.
— Отпустите меня, — жалобно попросил поэт. Клянусь всеми богами, я никому ничего не скажу.
Предводитель налетчиков утробно захохотал, хлопнув себя ладонями по волосатому животу.
— Только мертвые умеют хранить тайну, — зловеще прошипел бородатый бандит, с кривой ухмылкой вытаскивая кинжал.
В это время на лестнице появился юноша с большим глиняным блюдом полным дымящихся пирожков и амфорой в руках.
— Эй, Врал! — громко крикнул он. — Вот горячие, как ты любишь!
Но заметив оружие в руках бородача, в нерешительности замер.
— Неси! — взмахнул рукой предводитель и плотоядно облизнулся.
— Поживи, пока мы не пообедаем, — сказал он несчастному юноше и хлопнул его по плечу здоровенной лапищей.
От этого удара тот отлетел и приземлился на скамью, стоявшую у стены трактира прямо под дверью.
Бандиты расселись вокруг бочки и стали с жадность поглощать пирожки, запивая прямо из горла неразведенным вином. Треплосу стало дурно, когда он подумал, из чего сделана их начинка. Испуганно глядя, с каким аппетитом едят налетчики, юноша постарался отодвинуться от них как можно дальше. Прижавшись спиной к холодной стене, поэт с тоской посмотрел вверх на радостное голубое небо, такое же светлое, как и несколько минут назад. Вдруг почти над его головой раздался какой-то шум. Юноша замер, отодвинувшись на самый край, и чувствуя, как покачивается под его тяжестью скамейка.