Он повернулся и ушел в свою каюту. И новый кок медленно направился в камбуз, настойчиво подталкиваемый вторым помощником. Новый матрос первого класса таким же нежным образом был отведен на бак.

К счастью для новых моряков погода установилась хорошая, но в камбузе, как жаловался новый кок, было невыносимо жарко. От палубной команды они узнали, что их доставил на корабль с несколькими другими новыми матросами хозяин одного из портовых кабаков, занимавшийся всякими темными делами. Один, более откровенный из их сотоварищей по кубрику сообщил им, что они появились на борту в самом диком и завидном опьянении. И вся команда начала хохотать, когда доктор заявил, что такое состояние было, очевидно, следствием того, что их опоили, подмешав какую-то гадость в напитки.

— Вы говорите, что вы доктор? — спросил его кто-то.

— Да, — со злостью сказал Карсон.

— Какой же вы доктор, коли не можете разобрать, когда вам подмешивают что-нибудь в вино? — спросил тот, и все кругом опять расхохотались.

— Я полагаю, это оттого, что я очень редко пью его, — гордым тоном сказал доктор. — Не могу даже сказать уверенно, знаю ли вообще его вкус. А мой друг, м-р Томпсон, почти настоящий трезвенник.

— Вот это настоящее слово! — одобрительно произнес стряпчий, поднимая глаза от своих штанов, которые он старательно зашивал.

— Можете назвать его чем угодно, хотя бы и боцманом, — вставил другой собеседник, — но от этого он им не сделается. Я могу только сказать, что у меня никогда не было достаточно денег и времени, чтобы нахлестаться до такого состояния, в каком вас обоих привезли к нам на борт.

Если кубрик относился к ним просто с недоверием, то в кают-компании они возбуждали враждебные чувства. Сначала капитан и его помощники почти не обращали на них внимания. Но несчастные приятели, понимая, что их ужасные одеяния и жалкая внешность были против них, старались отыграться, принимая такой изысканный тон и такие безукоризненные манеры, что самый спокойный человек не мог бы вынести этой «гнусной комедии», как говорили в кают-компании. Кок не иначе упоминал о своем друге, как называя его «мистер Томпсон», а палубный матрос настойчиво именовал кока «доктор Карсон».

— Кок! — крикнул однажды раздраженным тоном капитан, после того, как они уже были больше недели в море.

Доктор Карсон, чистивший в эту минуту картофель, медленно вышел из камбуза и направился к шкиперу.

— Вы должны отвечать — «есть, сэр», — когда к вам обращаются, — сурово сказал тот.

Доктор насмешливо улыбнулся.

— Наглая скотина! Если вы будете усмехаться мне в лицо, я разобью вашу башку! — злобно заревел капитан.

— Когда вы вернетесь в Мельбурн, вы вспомните эти слова, — спокойно ответил доктор.

— Вы просто пара карманных воришек, строящих из себя джентльменов, — сказал, сдерживаясь, капитан, и повернулся к старшему помощнику, — м-р Мекензи, на кого похожи, по-вашему, эти оборванцы?

— На карманных воров, — быстро ответил хорошо дисциплинированный помощник.

— Замечательно удобная штука, — язвительно хохоча, сказал капитан, — иметь на борту доктора. В первый раз за всю свою практику я командую судном с корабельным врачом.

М-р Мекензи громко рассмеялся.

— И со стряпчим, — продолжал капитан, угрожающе посмотрев на беспомощного Томпсона, который в это время чистил медные поручни борта. — Он может пригодиться, в случае каких-нибудь недоразумений с фрахтом. Взгляните на него! Настоящий морской законник. Кок! — крикнул он опять Карсону.

— Есть, сэр! — спокойно произнес доктор.

— Ступайте вниз и приберите мою каюту. Да сделать это хорошенько, черт возьми.

Доктор спустился вниз; не говоря ни слова, и принялся за работу горничной. Когда он вновь появился на палубе, лицо его, казалось, было буквально озарено улыбкой счастья, с трудом подавляемой, а одной рукой он осторожно ощупывал карман своих рваных штанов, как — будто там было спрятано какое-то оружие.

В течение трех или четырех следующих дней оба невольных моряка работали, не покладая рук. М-р Томпсон горько жаловался на свою судьбу, но кок загадочно улыбался и пытался его утешать.

— Это не надолго, Гарри, не волнуйтесь и сдержите себя, — говорил он успокоительно.

Тот горько усмехался.

— Я бы мог теперь написать целый трактат по вопросу о сдержанности, — с отчаянием сказал он. — Хотелось бы мне знать, что думают о нас наши бедные жены. Они, должно-быть, уже считают нас мертвыми.

— И выплакали все свои глаза, — добавил задумчиво доктор. — Но они быстро их высушат, когда опять нас увидят, и тотчас же закидают тысячью всяких вопросов. Вы что намерены сказать тогда, Гарри?

— То, что и было на самом деле. Правду, — добродушно ответил стряпчий.

— Я тоже, — сказал его друг. — Но имейте в виду, что нам необходимо будет рассказать абсолютно одно и то же, что бы это ни было. Ни малейшего разногласия не должно быть ни в одной детали… Алло! В чем дело?

— Это капитан… — произнес, еле переводя дыхание, запыхавшийся от быстрого бега юнга. — Скорее… Он приказал привести вас к нему сию минуту… Он умирает…

И он схватил доктора за рукав, но Карсон, сразу приняв самые профессиональные докторские манеры, не позволил себя торопить. Он медленно сошел по трапу в кают-компанию и спокойно посмотрел на встревоженные лица первого и второго помощников.