Шрифт:
– О! Мы теперь можем организовать Союз рыжих!
Я – рыжая от рождения, и Альберт Рутштейн – рыжий.
Затем Иосиф подошел к столу и начал читать стихи. Он был взволнован и очень бледен. Меня поразило, как он читает. Это трудно передать.
Вдруг один из харьковчан взял из вазы яблоко и с громким хрустом начал его есть.
Иосиф остановился и сказал:
– Пожалуйста, без сопровождения…
И тут же у него из носа хлынула кровь.
Все всполошились, засуетились. Кровь уняли.
Иосиф продолжал читать.
Позже Виктор Лебедев вспомнил, откуда ему знакомо лицо Бродского: он, Виктор, был пионервожатым у Иосифа в классе.
Помню поездку к литератору Михаилу Мейлаху в Комарово в 1970 году. Иосиф пригласил меня и тебя – неужели не помнишь? – составить ему компанию.
Когда мы приехали, Миша провел нас в кабинет, а сам ушел, чтобы приготовиться к обеду. Иосиф стал листать толстый журнал.
Потом произнес: «Булгаков. Мастер и Маргарита».
Отложил журнал и стал метаться по кабинету. Туда-сюда, туда-сюда.
Подбежал к окну и воскликнул:
– Я хочу жить! дышать!
И пулей выскочил из дома.
Обед состоялся, но – без Иосифа.
Чтобы понять ситуацию, нужно знать, что отец Миши Мейлаха, знаменитый профессор-литературовед Борис Соломонович Мейлах, в разгар борьбы с космополитами за книгу о Ленине получил Сталинскую премию и на нее выстроил в Комарово шикарный особняк, именуемый остряками «Мейлаховым курганом», «Спасом на цитатах» и «Ампиром во время чумы».
Однажды у нас в квартире на Литейном раздался звонок. Я была дома одна, беременная, на девятом месяце. Пошла открывать. На пороге стоял Иосиф. Он протянул ко мне руки, его запястья были перевязаны.
– Вот, пытался… – пробормотал он.
Я очень испугалась. Что делать? Как помочь?
Налила Иосифу коньяка. В этот день в Ленинграде была угроза наводнения. Иосиф, просидев у меня минут пять, умчался смотреть на Неву.
Я бросилась звонить Вике Беломлинской. Вика и Миша тут же вызвонили еще кого-то. Кажется, физика Мишу Петрова, сели в его машину и поехали искать Иосифа. Они прочесывали набережные, но не могли его найти. Тогда в полном отчаянии они приехали на Пестеля.
К счастью, Иосиф оказался дома. Вика потом говорила, что Иосиф был насквозь мокрый и фыркал, как кот.
В те же годы две зимы подряд Иосиф жил в Крыму, в Гурзуфе, в доме, который ему любезно предоставила художница Зоя Борисовна Тимашевская, дочь известного нашего пушкиниста.
Оттуда я получила письмо от Иосифа.
В конверте была открытка с изображением громадной обезьяны, из Сухумского питомника, которая вцепилась в прутья клетки.
На обратной стороне – надпись: «Это я».
Ко мне на Литейный пришел необычайно возбужденный Бродский и сказал, что у него родился сын. Он попросил меня прогуляться с ним по аптекам, чтобы купить все необходимое для младенца.
День был яркий, солнечный. По Литейному до Невского мы шли пешком. Сначала зашли в книжный магазин «Лавка писателей», потом в аптеку на углу Фонтанки. Иосиф купил соски, рожки и всякую всячину.
Сказал:
– Я хочу назвать сына Андреем или Алексеем… Но если он будет грассировать, как я, то лучше – Алексеем.
Иосиф был горд и необыкновенно весел.
На Американской книжной выставке в Москве Бродского особенно поразил ксерокс. Вернувшись, он говорил о нем с восхищением и подарил мне сделанную на этом ксероксе копию рукописного оригинала стихотворения «Зимним вечером в Ялте».
В Ленинград приехала на гастроли французская певица Жюльетт Греко. У меня было два билета, и я пригласила Иосифа на концерт. Места были прекрасные: пятый ряд, все видно и слышно.
– Дорогие дамы, собирайте все розы, которые попадаются на вашем пути…
Так перевели одну из песен Жюльетт Греко, звезды французского шансона, музы французских экзистенциалистов и вечной соперницы Эдит Пиаф.
Эти строчки насмешили Иосифа, он хохотал, как ненормальный.
После концерта пошли в магазин, я купила бутылку чего-то крепкого, и поехали к тебе, надеясь застать у тебя привычную компанию литераторов, композиторов, художников. Как всегда.
Весь вечер Иосиф мурлыкал: