– Не слишком ли вы круты с людьми, Янус Петрович? – спросил офицера Луков.

– Я не собираюсь менять свои взгляды и привычки, – раздражённо заявил Ягелло, то вынимая из кармана брюк носовой платок, то пряча обратно. – Я, например, так считаю: если офицер не строг с солдатами, то он либо боится их, либо самого себя и, следовательно, во всяком случае – трус. Я не могу отступить там, где обязан стоять во всеоружии. И требовать от меня…

– Никто от вас ровно ничего не требует – примеряюще произнёс Луков. – Поверьте, я уважаю вас! Но может быть мы всё-таки не будем принимать крайние меры?

Ягелло жёстко усмехнулся.

– Предлагаете потакать разгильдяйству?

Одиссей тяжко вздохнул. Он чувствовал в офицере неослабевающую твердость. Ягелло был уверен в своей правоте и намеревался расстрелять виновного. И всё же Одиссей попросил:

– Господин подполковник, я очень прошу вас на время экспедиции ввести марроторий на смертную казнь.

– Как вам будет угодно, но тогда я не поручусь за следующий бой – предупредил офицер. – Солдат нынче надо опасаться. Только страх может заставить их подчиняться.

Ягелло коротко козырнул и вышел из палатки.

Прошёл наверное час. Отряд снова был в пути. Оглянувшись, Одиссей заметил, что подполковник о чём-то разговаривает с сидящем верхом на «арестантском» муле комиссаром. За неимением в отряде повозки для перевозки арестованных, Лаптев и проспавший воду часовой ехали вдвоём на одном муле, который в экспедиции заменял собою передвижную гауптвахту.

Лукову стало любопытно, о чём могут беседовать эти непереваривающие друг друга люди, и он попридержал свою лошадь, дожидаясь их приближения.

– Прежде офицер принадлежал к элите общества, к избранным. А сейчас он поруган вами и является объектом всеобщих издевательств! Ваша власть с одной стороны нуждается в нашем опыте, знаниях, но сама же при этом попустительствует издевательствам над защитниками Отечеств! – с негодованием говорил комиссару, видимо, задетый за живое подполковник. Он вдруг порывисто начал расстегивать на себе ремень, задрал гимнастёрку, продемонстрировав дырку на груди, из которой со свистом выходил воздух, когда мужчина выдыхал.

– Это меня не контрабандисты и не германец, а свой же! В 1917 солдат запасного полка, митингующий с дружками против отправки на фронт – четырёхгранным штыком. Вошёл легко, да в теле сломался, рана от него не закрывается.

– Сам виноват, «вашбродь»! – весело сверкнул глазами комиссар. – Надо было погоны вовремя снять, а не бурбонствовать. Вот и напоролся на штык получившего свободу от вашего брата солдата. Чего ж обижаться. Мало вы зуботычин бесправным солдатам раздавали, когда ваша власть была. Вот вам и справедливая расплата!

– А я и не обижаюсь.

– Ты лучше скажи спасибо, что Советская власть тебя такого на службу взяла вместо того, чтобы с другими прихлопнуть. А ты комиссара по зубам кулаком. Эх ты, дурень образованный!

Странно, но тон Лаптева можно было назвать вполне дружелюбным. Он говорил с бывшим офицером со снисходительностью хозяина положения.

– Вот ты меня кулаком по морде. А не боишься, что это тебе по возвращению в Ташкент припомнят?

– Я вашей власти не присягал!

– Это как же? – насторожился Лаптев. – А чего тогда в экспедицию попёрся?

– Ваши чекисты мобилизовали меня, как человека хорошо знающего обстановку на границе. А чтоб я чего не выкинул, мою сестру с мужем в заложники взяли.

– Так, значит, ты не по идейным соображениям с нами пошёл, – понимающе покачал головой Лаптев и обратился уже к Лукову:

– Эй, начальник, ты слышал? За этим потенциальным контриком глаз да глаз нужен. А ты меня в это тревожное время под арестом держишь!

*

Солнце клонилось к закату. Разведчикам удалось случайно обнаружить яму с дождевой водой. Все были счастливы при виде вонючей, зелёной зацветшей воды. Одиссей приказал становиться лагерем. После ужина Ягелло собрал солдат на короткий инструктаж. Педант по натуре подполковник поступал так почти на каждом вечернем привале, как бы все не были измотаны и не валились с ног. Сегодня его «лекция» была посвящена тому, что необходимо делать для того, чтобы не быть укушенными каракуртом, скорпионом или змеёй, которых тут водилось великое множество. Одиссей тоже с большим вниманием выслушал рекомендации подполковника. А между тем вокруг началось настоящее светопреставление! Небо беспрерывно озарялось всполохами. Правда настоящих молний и грома пока не наблюдалось. Тем не менее, все с нетерпением ожидали, когда с небес хлынет долгожданный поток, и заранее приготовили всё, во что можно было запасти драгоценную воду.

В таком приподнятом настроении с надеждой, что утром воды будет вдоволь, люди разошлись по своим палаткам.

Но утром проснувшихся людей ожидали две скверные новости. Во-первых, за ночь на землю не упало ни капли. Странная беззвучная гроза прошла, оставив после себя страшную духотищу.

Вторая новость была ещё хуже: ночью кто-то отравил почти всех лошадей и мулов экспедиции. Правда на этот раз стоявшие посменно на часах красноармейцы дружно клялись, что за время своего дежурства глаз не сомкнули, тем не менее, они не заметили никого возле коновязи.