Шрифт:
За ними следовала свита великого князя с иноземными офицерами, которые вели двести пятьдесят лошадей, и государственный маршал барон Сванте Спарре [48] с королевской конницей из знатных дворян и роскошных уборах, которые ехали на трехстах семидесяти лошадях по четыре в ряд.
За ними ехали государственные советники, один за другим, согласно старшинству их утверждения в чине, каждый в своей карете в сопровождении слуг.
За ними ехала пустая карета его высочества пфальцграфа Адольфа-Иоганна [49] в сопровождении слуг.
48
Сванте Спарре (1623–1652) — глава военной коллегии,
49
Адольф-Иоганн (1629–1689) — внук короля Карла IX и брат принца Карла-Густава.
За ними ехали в каретах пфальцграф Иоганн-Казимир [50] , маркграф Гессенский со слугами и иноземные послы, также в сопровождении слуг.
За ними следовал его высочество генералиссимус с драбантами [51] , пажами, лакеями, литаврщиками и трубачами с бесчисленным количеством лошадей.
За ними ехал генерал граф Магнус Делагарди с драбантами ее величества, одетыми в желтое с золотом.
А за ними следовала ее королевское величество собственной персоной в карсте, обитой снаружи и внутри коричневым бархатом, шитым золотом и серебром. В карету были запряжены шесть белых лошадей с плюмажами и золотой сбруей. Ходят слухи, что карета эта обошлась королеве в шесть тысяч риксдалеров. По обе стороны кареты шествовало тридцать дворянских юношей, на груди у которых прямо против сердца был вышит золотом королевский герб. В свите королевы ехали на конях генералы и пфальцграф Адольф-Иоганн и качестве обер-камергера вкупе с двенадцатью камергерами и двадцатью четырьмя камер-пажами.
50
Иоганн-Казимир (1589–1652) — муж дочери короля Карла IX Катарины, отец принца Карла-Густава и герцога Адольфа-Иоганна.
51
Драбанты — телохранители владетельных особ, почетная стража.
За ними шли двенадцать мулов, украшенные плюмажами, с золочеными корзинами в седле.
За ними в шести каретах ехали фрейлины ее величества [52] .
За ними выступали шесть огромных верблюдов с большим и поклажами.
За оными верблюдами последними в шествии были полковник Гамильтон [53] с восемью ротами упландской пехоты и полковник Иоганн Врангель [54] с четырьмя ротами вестманландских и упландских рейтар.
52
В этом вопросе пастор Тидерус, очевидно, ошибается: прочие описания коронационного поезда, оставленные современниками, единодушно свидетельствуют, что мулы следовали за фрейлинами, а не наоборот. (Примеч. автора.)
53
Гамильтон Людвиг (ум. 1662) — шотландский барон, попавший вместе со своим братом Хуго Гамильтоном в Швецию во время Тридцатилетней войны. Командовал полком шведской гвардейской пехоты наследного принца.
54
Врангель Иоганн Мориц (ум. 1664) — в описываемые годы командир полка. Впоследствии получил баронский титул и чин генерал-майора.
Коронационный поезд протянулся от Якобсдаля [55] до самого королевского дворца. Однако следуй за ним простой люд — оборванные, голодные, обездоленные люди королевства шведского, — поезд сей был бы намного длиннее.
Во время коронации архиепископ Ленеус возложил корону на голову ее величества и помазал ей грудь и руки миром. При сем должен был осенить ее дух господень, дабы правила она страной справедливо и несла своим подданным утешение, свободу и радость. Архиепископ вручил ей скипетр, державу, ключ и, наконец, меч, коим она должна защищать добродетельных, послушных закону, наказывать жестокосердных и строптивых и разить тех, кто живет не по совести и закону.
55
Якобсдаль — в те времена предместье Стокгольма, ныне район города.
Во время коронации в большом соборе увидел я подле королевы вашего хозяина, брат мой, немецкого помещика Бартольда Клевена, который в прошлом месяце был произведен в камергеры королевы [56] .
Три вечера кряду приглашалось духовенство во дворец на пиршество по случаю коронации. На столы, накрытые для духовного сословия, подавали блюда в две перемены, по тридцать шесть блюд в каждой перемене.
Из прохладительных напитков были по большей части испанские и рейнские вина, и каждый пил в свое удовольствие. Не желавших пить никто не неволил. Однако за здравие ее королевского величества и наследного принца всякий раз нужно было пить до дна. Дворянам яства подавались на серебре, а духовенству и бюргерству на олове. Крестьян потчевали в трактире Йиллестюган, кушанья им подавались на деревянных тарелках.
56
Тут пастор Тидерус, вероятно, разумеет вдовствующую королеву. (Примеч. автора.)
После этих празднеств и ночного бдения долит меня головная боль и ломота в костях. В странноприимном доме, где я нашел приют, вот уже несколько ночей сон бежит меня из-за стрельбы и салютов. В какой конец города ни направишься, повсюду бьет в нос пороховой дым. Для черни на площадях развесили бычьи туши, и вино из бочек било ключом. В ночную пору разыгрывались такие драки и побоища, что множество людей изувечилось. Однако, хвала создателю, насмерть было убито не более десятка. Вчерашним утром видел я на улице несколько трупов.
Двадцать четвертого дня лицезрел я карнавальный поезд наследного принца Карла-Густава на Рэнмаребане. Там катились кареты без лошадей, высоченная гора двигалась сама собой, вопила и кричала, русалки, разодетые в зеленые платья, премерзко кривлялись и выламывались всяческим манером. В Веккельсонге говорили про одного батрака, что он опоганился с лесовицей. Так тут, в Стокгольме, мне довелось видеть женщин в ее обличье. В этом шествии было множество живых арапов, чертей, горных троллей и прочих диковинных чудищ всех мастей… Последним выступало Время с косой в единственной руке, а его преследовал скелет с голым черепом. Вся эта картина являла собой суету земную. После всей той роскоши, что нам пришлось здесь лицезреть, не худо было призадуматься над этим представлением.
Большего великолепия, чем в дни этого коронационного празднества, в Швеции не видывали. Однако ее королевскому величеству не угодно было короноваться в Упсале — городе, где короновались все короли, и потому предрекают, что ей не долго сидеть на троне.
Всем нам уже не терпится отправиться отсюда восвояси. Нужду и голод терпят многие из крестьянских выборных. Выборные крестьяне от Вэренда ходят сумрачные и страшатся возвращаться домой к своим собратьям с недоброй вестью. Не хотел бы я быть в их шкуре, когда они воротятся к себе домой. Крестьяне еще стенают, кричат и требуют, чтобы с ними обошлись по закону — как записано в поземельных книгах. Королева же отговаривается тем, что дворянам и прочей знати пришлось нести на себе тяжелое бремя издержек на коронацию, что большего от этих господ требовать никак нельзя.