Шрифт:
Характер его был настолько вспыльчив и деспотичен, что молодая особа, на которой он женился, находя невозможным жить с таким человеком, оставила его дом и вернулась к своей матери [5] . Замечательно, что люди жестокие и мстительные обыкновенно трусы и боятся смерти. Аракчеев не был исключением из этого числа: он окружил себя стражею, редко спал две ночи кряду в одной и той же кровати, обед его готовился в особой кухне доверенною кухаркою (она же была его любовницею) [6] , и когда он обедал дома, его доктор должен был пробовать всякое кушанье, и то же делалось за завтраком и ужином.
5
С 4 февраля 1806 г. А. был женат на Наталье Федоровне Хомутовой (1783–1842), дочери генерал-майора Ф. Н. Хомутова, дослужившегося до этого чина из сдаточных рекрут; в день свадьбы она получила фрейлинский шифр и Екатерининский орден 2-й степени. Упоминания о ней часты в письмах А. родственникам и близким знакомым за 1806 г.; см., например, письмо к П. И. Корсакову от 21 апреля: <…> любовь и дружба ее есть единое мое исканное в ней благополучие, чего я единственно прошу от Всевышнего, а без оного, по чувствительному моему характеру, я не могу быть здоров и счастлив» (BE. 1870. № 5. С, 473); однако уже в следующем году ее имя исчезает из писем. Оставив мужа, графиня А. жила в своем поместье Липные Горки в Тихвинском уезде Новгородской губернии (Отто. № 1. С. 97). Существует еще одна версия разъема супругов: «Относительно причин, послуживших поводом к разлучению графа A. A. Аракчеева с женою, вот что передавал Д. А. Иванов со слов лица, слышавшего этот рассказ от графа П. А. Клейнмихеля Граф Алексей Андреевич, как известно, был женат на Наталье Федоровне, урожденной Хомуговой. Несогласие супругов во взглядах на жизнь и известные светские отношения, конечно, проявлялись нередко, но жена должна была подчиняться воле своего деспота-супруга и не находила этого чем-либо необычайным, так как симпатии ее и антипатии для него были безразличны. Декорум брачного сожития, однако, сохранялся, пока графу не представилось случая убедиться, что сожительство с подобной супругою для человека, стоящего у кормила государственного управления, не вполне удобно. Обстоятельство это заключалось в следующем, До сведения графа Аракчеева дошло, что обер-полицеймейстер города С.-Петербурга, получивший 100 000 р. экстраординарной суммы на секретные расходы, тратит ее совсем на другие надобности, с интересами службы ничего не имеющие, и он доложил об этом государю императору Александру Павловичу. Последовало высочайшее повеление обревизовать расходы экстраординарной суммы Аракчееву лично, и он потребовал к себе все книги и дела по тому предмету. Каково же было его изумление, когда он самолично удостоверился из записей по книге экстраординарных расходов, что его супруга два раза получила из этой суммы по 5000 руб. Вне себя он приказал камердинеру позвать к себе Наталью Федоровну, и когда та вошла в кабинет, встретил ее словами; «Вы, сударыня, изволите брать взятки с полиции?» — «Какие взятки? Что вы говорите? я не понимаю», — отвечала растерявшаяся графиня. «Я говорю, что вы получили от обер-полицеймейстера два раза по 5000 рублей». — «Да, получила, но я взяла их по просьбе маменьки, ей были деньги очень нужны…» Но граф, в пылу негодования, не позволил ей продолжать более и гневно высказал: «Женщина, состоящая на содержании тайной полиции, не может более оставаться у меня в доме. Извольте убираться куда хотите! Час даю вам на сборы и чтобы духа вашего у меня не пахло!» И Наталья Федоровна прямо из кабинета отправилась к своей матери Дарье Алексеевне Хомутовой, у которой и жила остальное время жизни. Духа ее больше у графа A. A. Аракчеева в доме и не пахло. Но что бы там ни говорили, а всемогущий временщик с своей точки зрения был прав» (Мартьянов П. К. Дела и люди века. Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. СПб., 1893. Т. 2. С. 190–191. Иванов Дмитрий Андреевич — обер-провиантмейстер, действительный статский советник, в 1840-х гг. служил в новгородских округах пахотных солдат — бывших военных поселениях). История женитьбы и разрыва А. с женой излагается также в «Записках» И. С. Жиркевича, «Припоминаниях…» H. H. Муравьева и «Воспоминаниях старика» Н. И. Греча (см. ниже).
6
Речь идет о Настасье Федоровне Минкиной (р. 1780-е гг.; убита грузинскими дворовыми 10 сентября 1825 г.), экономке А. с 1798 г. По свидетельству самого А., он купил ее «от помещика Шляттера, узнав о продаже <…> из с.-петербургских газет». Минкина «находилась в доме <…> 27 лет, начала получать жалованья по 300 руб. в год и по мере ее усердия и привязанности получала последние годы 2400 руб.»; зимы проводила в Петербурге, остальное время года — в Грузине, где в знак благодарности к ней в 1806 г. была установлена на особой поляне, недалеко от каменного дома, чугунная ваза» (Языков. Стб. 1483). Во второй половине 1810-х гг. А. обеспечил ей (по-видимому, посредством фиктивного брака) дворянство под фамилией Шумская. Через несколько дней после ее кончины он писал: «Двадцать два года спала она не иначе, как на земле у порога моей спальни, а последние пять лет я уже упросил ее ставить для себя складную кровать. — Не проходило ни одной ночи, в которую бы я, почувствовав припадок и произнеся какой-нибудь стон, даже и во сне, чтобы она сего же не услышала, и в то же время входила и стояла у моей кровати, и если я не проснулся, то она возвращалась на свою, а если я сделал оное, проснувшись, то уже заботилась обо мне <…>. — Во все 27 лет ее у меня жизни, не мог я ее никогда упросить сидеть в моем присутствии, и как скоро я взойду в комнату, она во все время стояла. <…> Она была столь чувствительна, что если я покажу один неприятный взгляд, то она уже обливалась слезами и не переставала до тех пор, пока я не объясню ей причину моего неудовольствия» (Описание происшествия по смертоубийству в Грузине [подробное изложение обстоятельств смерти Минкиной, составленное А. по просьбе Александра I и отосланное в Таганрог 26 октября 1825 г.) // PC. 1900. № 4, С. 15–17). Двенадцать писем ее к А. (за 1816 и 1819–1820 гг.) см.: РА. 1868. Стб. 1656–1672; в их принадлежности Минкиной усомнился позднее М. И. Семевский, автор биографического очерка о ней: «Дело не в грамматических ошибках, а в самом литературном складе писем, слишком уже высоком для такой личности, как Настасья Минкина. <…> не сочинял ли эти письма кто-нибудь из настоящих сердечных избранников Настасьи, которые как готовые та уже переводила на свои каракули, так глубоко трогавшие и приводившие в восхищение Аракчеева? (PC. 1884. №3. С. 497; очерк подписан криптонимом В.); еще два письма см.: Российский архив. Вып. 2–3. М., 1992. С. 77–79.
Этот жестокий и суровый человек был совершенно неспособен на нежную страсть, но в то же время вел жизнь крайне развратную. Тем не менее у Аракчеева было два больших достоинства. Он был действительно беспристрастен в исполнении суда и крайне бережлив на казенные деньги. В царствование Павла Аракчеев был, несомненно, из тех людей, которые возбудили неудовольствие общественного мнения против правительства; но Император Павел, по природе человек великодушный, проницательный и умный, сдерживал строгости Аракчеева и наконец удалил его [7] . Но когда после смерти Павла Император Александр снова призвал его на службу [8] и дал его влиянию распространиться на все отрасли управления, причем он на деле сделался первым министром, тогда Аракчеев поистине стал бичом всего государства и довел Александра до того шаткого положения, в котором он находился в минуту своей смерти в Таганроге и которое разрешилось бунтом, вспыхнувшим при вступлении на престол Императора Николая [9] , первою мерою которого для успокоения умов было увольнение и удаление графа Аракчеева. <…>
7
В царствование Павла I А. был в опале дважды: с февраля по август 1798 г. (об этом см. «Записки» Е.Ф. фон Брадке) и с октября 1799 г. (см. воспоминания П.П. фон Геце) до смерти императора.
8
26 апреля 1803 г. Александр писал А.: «Алексей Андреевич! Имея нужду видеться с вами, прошу вас приехать в Петербург» (Александр. Т. 2. С, 557).
9
Имеется в виду восстание 14 декабря 1825 г.
Ш. Массон
Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I [10]
Среди новых офицеров ни один не сделал такой быстрой карьеры, как Аракчеев.
Семь лет тому назад [11] великий князь [12] , желая иметь артиллерийскую батарею в Павловском, попросил генерала Мелиссино [13] указать ему офицера, который мог бы ее сформировать. Этим офицером стал воспитанник кадетского корпуса Аракчеев, который зарекомендовал себя успехами, а главное — усердием и ревнивой страстью к мелочам дисциплины. Несмотря на свою неутомимость, строгость и пунктуальность в службе, потребовалось некоторое время, чтобы он был замечен Павлом. Множество прекрасных фейерверков, которые он устраивал с помощью своего бывшего учителя для праздников в Павловском, в особенности же снедавшая его страсть к учениям, которая заставляла его день и ночь издеваться над солдатами, снискали ему наконец расположение великого князя. По восшествии на престол Павла Аракчеев был произведен в генерал-майоры гвардии и назначен петербургским комендантом. Он получил орден св. Анны и несколько тысяч крестьян и сделался правой рукой Императора. Аракчеев, вместе с которым майор М… [14] служил в кадетском корпусе, завоевал как унтер-офицер истинное уважение своими способностями, знаниями и усердием, которые он тогда проявлял, но уже в то время он отличался возмутительной грубостью по отношению к кадетам. Ни один лирический поэт не был столь бесконечно подвластен Аполлону, как был одержим демоном Марса этот человек. Его ярость и палочные удары, даже в присутствии Павла, стоили жизни многим несчастным солдатам [15] . Этот палач вернул в русскую армию такое варварство, о котором здесь уже забыли: он оскорбляет и бьет офицеров во время учения. Однако, чтобы показаться благодарным, он, будучи в случае, составил протекцию своему бывшему учителю, генералу Мелиссино, с которым был ранее в ссоре. Недавно он впал в немилость, затем возвратился ко двору и возведен в баронское достоинство; он шел на смотру во главе войск, отправлявшихся в Германию. <…>
10
Массон (Массон де Бламон) Шарль Франсуа Филибер (1762–1807) в 1786 г. приехал в Россию, где находился на службе его старший брат, составивший ему протекцию у П. И. Мелиссино, директора Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. Массон-старший был определен преподавателем в корпус, где и состоялось его знакомство с А. С 1789 г. находился при Н. И. Салтыкове, вел его иностранную корреспонденцию и был гувернером его сыновей; получил чин капитана и назначение в адъютанты Салтыкова. С 1795 г. секретарь великого князя Александра, премьер-майор Екатеринославского гренадерского полка. Вскоре по восшествии на престол Павла I братья Массоны оказались в немилости и в конце 1796 г. были высланы из Петербурга. В 1800 г. Ш. Массон вернулся во Францию. «Записки» был «опубликованы в конце 1790-х гг. Отрывки из них печатаются здесь в нашем переводе, выполненном по: Masson C.A. M'emoires secrets sur la Russie pendant les r`egnes de Catherine II et de Paul I. Vol. 1. Amsterdam, 1800. P. 209–210; Vol. 4. Paris, 1804. P. 297–298.
11
В 1792 г.
12
Павел Петрович.
13
Мелиссино Петр Иванович (1726?—1797) — выпускник Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, с 1759 г. служил по артиллерии: майор (1760), подполковник (1762), полковник (1764), генерал-майор (1769); с 22 февраля 1783 г. директор Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса, генерал-поручик; инспектор всей артиллерии (с 1796). Известно девять его писем к А. (1787–1797), сначала покровительственных, а с возвышением его питомца все более дружеских и даже искательных, ср.: «Во всякое время лестно бы было для меня получить столь одолжительное письмо, каково ваше от 16 мая, но теперь, чистосердечно говорю вам, причинило оно мне несказанную радость; я все еще тревожился сомнением вашим о моей преданности к вам и думал о средствах истребить услугами моими оную [так!], новы меня совершенно успокоили и мне остается только сохранять вашу истинную сыновнюю чувствительность, которую вы приятнее изъяснять умеете, нежели я описывать мою благодарность за то. <…> Ваши способности давно уже заставляли меня предвещать то, что ныне сбывается; вы, я думаю, помните еще, что я вам говорил после того экзамена, на котором вы знанием своим удивили г-на Эпинуса [известного математика], также и то, чего желал и что предсказывал я вам, отпуская вас на службу к государю <…> Мысленно обнимаю вас тысячу раз, любезный мой сын; и ничего не желаю столь пламенно, как наяву заключить вас в свои отцовские объятья. Скажите же мне, мой милый Алехан, могу ли я в скором будущем надеяться на это драгоценное утешение. (PC. 1873. № 12. С. 977–978; письмо от 16 июня 1797 г., последние две фразы — французский постскриптум; перевод наш). // Письмо написано, видимо, вскоре после примирения автора с А. (об имевшей место ссоре см. ниже глухое упоминание в «Записках» Массона; о ней же косвенно свидетельствует и лакуна с 1794 по 1797 г. в собрании писем Мелиссино к А., которое было переплетено, как сказано в редакторском примечании к публикации, «в красный тисненный золотом сафьян» и хранилось в Грузине).
14
Массон рассказывает о себе в третьем лице.
15
Ср. пассаж из воспоминаний A. C. Шишкова: «Я сам при учениях видел, как граф Аракчеев в присутствии государя за малую ошибку, таковую, как ступил не в ногу, или тому подобную, замечал мелом на спине солдата, может быть, во многих сражениях проливавшего кровь свою за отечество, сколько дать ему палочных ударов» (Шишков A. C. Записки, мнения и переписка. Берлин, 1870. Т. 1. С. 22–23).
Я рассказал молодым графам Салтыковым [16] о положении дел и спросил у них, что следует делать, чтобы выручить моего брата [17] из рук инквизиции. Вследствие этого я поспешил отправиться к Аракчееву, генерал-адъютанту Императора, внезапно сделавшемуся его любимцем. Он был моим старинным приятелем по кадетскому корпусу и учителем молодых графов, служил под началом моего брата и сохранил к нему уважение. <…> Он всегда выказывал мне свое дружеское расположение, знаки внимания с моей стороны также были ему приятны. Я рекомендовал Аракчеева министру [18] в качестве учителя фортификации для его сыновей, что и явилось причиной его стремительного возвышения.
16
Имеются в виду сыновья Н. И. Салтыкова, в описываемое время камер-юнкеры (с 1790), а с конца ноября 1796 — действительные камергеры: Дмитрий (1767–1826); Александр (1775–1837), впоследствии сенатор (1804) и член Государственного совета (с 1810); Сергей (1776–1828), в дальнейшем также член Государственного совета (с 1823), действительный тайный советник (1827).
17
Старший брат мемуариста Андре Пьер Массон (Массон де Панвильон; 1759 — ок. 1820) прибыл в Россию в 1781 г., с 1793 г. подполковник Украинского легкоконного полка (сверх комплекта), прикомандированный к Артиллерийскому кадетскому корпусу на инспекторскую вакансию. Арестован в ноябре 1796 г.; после изгнания из России жил в Байрейте.
18
Министр — Николай Иванович Салтыков (1736–1816), С 1773 г. находился при Павле Петровиче, с 1783 г. — воспитатель великих князей Александра и Константина; президент Военной коллегии (с 1790), генерал-фельдмаршал (1796), председатель Государственного совета и Комитета министров (1812–1814); князь (1814).
Я поехал к нему и застал его еще бодрствующим; он был окружен офицерами всех родов войск, которые сопровождали его из царских покоев после отхода государя ко сну. Он провел меня к себе в кабинет, но, как я его ни просил, не согласился замолвить слово в защиту моего брата. Он повторял, что, решив однажды не вмешиваться ни в какие дела, кроме непосредственных его обязанностей по военной службе, он не может входить ни во что, связанное с двором и политикой. Затем, сказав, что он устал и его клонит ко сну, он пожелал мне доброй ночи и удалился в спальню. На обратном пути я размышлял о дружбе и о внезапной перемене в человеке, который еще три дня назад стал бы уверять меня в своей привязанности <…>
Ф. П. Лубяновский
Воспоминания [19]
Разводы и ученья, полковые и баталионные, в Вильне и Гродне шли препорядочно и с похвалою [20] . Не так, по всем вероятностям, было бы в Ковне, если бы там шеф полка, Таврического гренадерского, что был кн. Потемкина, полуслепой и ветхий Якоби [21] совсем не оглох. Пришел он с полком в Литовскую инспекцию в отсутствие князя Н.В. [Репнина] [22] из Литвы, был под судом и под спудом в продолжение не одной земской давности; нечаянно назначен шефом полка и произведен в генералы от инфантерии. Взглянув на роту, приготовленную к разводу, и с первого шага увидев, что там все еще было по-старому, Император обратился к шефу не без гневного слова. Тот со слезами благодарил за всемилостивейший отзыв о полку и о нем. Подоспел князь с докладом, что старик, совсем оглохши, плохо и видел. Тут же велено генерал-адъютанту отдать в приказе об увольнении Якоби от службы по прошению за старостью с мундиром и полным пенсионом. Смотря на роту, Его Величество изволил сказать: «Львы, а не люди, да неуч»; и тут же приказал барону А. А. Аракчееву остаться в Ковне, выучить полк. Адъютанта его не было с ним; оставлен я при нем.
19
Лубяновскнй Федор Петрович (1777–1869) — в 1796–1798 гг. адъютант Н. В. Репнина, с 1802 г. на службе в Министерстве внутренних дел; действительный статский советник (1810), статс-секретарь принца Ольденбургского (1809–1810); в 1819–1831 гг. пензенский, в 1831–1833 гг. — подольский гражданский губернатор, сенатор (1833); переводчик. Фрагмент печатается по: Лубяновский Ф. П. Воспоминания. М., 1872. С. 118–123.
20
После коронации (5 апреля 1797 г.) Павел I провел некоторое время в Москве, а в мае предпринял осмотр западных губерний России. В путешествии его сопровождали великие князья Александр и Константин; А. также был взят в свиту императора. Сохранилась записка наследника к А. в связи с этим назначением: «Друг мой Алексей Андреевич! Я пересказать тебе не могу, как я рад, что ты с нами будешь. Это будет для меня великое утешение и загладит некоторым образом печаль разлуки с женою, которую мне — признаюсь — жаль покинуть. Одно у меня беспокойство, это твое здоровье. Побереги себя ради меня» (Александр. Т. 2. С. 548).
21
Якоби Николай Варфоломеевич (1726–1803) — генерал-майор
22
Репнин Николай Васильевич (1734–1801) — князь; посол в Пруссии (1762), Польше (1763–1769), Турции (1775–1776); лифляндский и эстляндский генерал-губернатор (с 1794), генерал-фельдмаршал (1796), в 1797 г. инспектор пехоты Литовской и Лифляндской дивизий.
Шесть недель находился я при Алексее Андреевиче, и два раза в день, с ранней зари и после обеда, подготовляли полк на смотр ему и на ученье. Он был тогда в полном разгаре ратного рвения; к тому же доверие, по которому он, в неожиданном отделении (Государь возвратился в столицу через Ригу) остался на берегу Немана, не совсем, казалось мне, было ему по сердцу. От всего этого, чего я тут не видел, чего не слышал! Сам же до сей поры не понимаю, как тогда все сходило с рук мне. Не только нынче, но и тогда не было во мне малейшей тени сомнения в том, чтобы самый младший из офицеров не знал во сто раз лучше меня хитросплетений воинского строя. При всем том не постигаю, откуда бралась тогда во мне такая находчивость, что ни ротные, ни баталионные начальники, ни сам полковой командир, старый служака Булгаков, не замечали темного невежества в животрепещущей моей скороговорке и по какому-то затмению себя же называли непонятливыми. Сам Алексей Андреевич, при прощанье с полком, благодаря всех их за усердие, благодарил и меня за содействие ему в успешном исполнении возложенного на него поручения; то же писал и фельдмаршалу, похваляя способность мою к военному делу. Читая это письмо, князь, посмотрев на меня с ног до головы, молвил: «Таковский!»
Сколько строг и грозен был Алексей Андреевич перед полком, столько же дома был приветлив и ласков. Походное хозяйство, по лучшему моему в этой части разумению, тотчас образовалось. Поручено мне пригласить офицеров однажды навсегда на чай к Алексею Андреевичу после вечернего ученья. Собиралось каждый день человек 10–15. После обычных вопросов, откуда кто, давно ли в службе, был ли в походах, генерал благосклонно и вразумительно изъяснял равнение строя, плутонги, эшелоны, пуан-де-вю, пуан-д'аппюи и прочие мистерии воинского устава [23] ; дозволял, даже и не без удовольствия, вопросы себе, отвечал терпеливо и с знанием дела; сам вопросами удостоверялся, хорошо ли понято, о чем вчера говорено.
23
Плутонг (от фр. peloton — взвод) — подразделение для ведения залпового огня: один или два взвода пехоты, выстроенные в 3–4 шеренги. Эшелон (от фр. 'echelle — лестница) — «положение, когда войско, быв устроено в линию, сделав повзводно осьмую долю захождения, остановится и в сем виде будет следовать вперед» (Тучков С. А. Военный словарь, заключающий наименования или термины, в российском сухопутном войске употребляемые. М., 1818. Т. 2. С. 247). Пуан-де-вю (фр. point de vue) — воображаемая точка, задающая направление движения; ср.: «Командир командует: глаза пакт. Офицеры становятся на левый фланг своих взводов и маршируют прямо на данный поен де вю» (Его императорского величества воинский устав о полевой пехотной службе. М., 1797. С. 101). Пуан-д'аппюи (фр. point d'appui) — точка поворота.