Ох уж это массовое сознание! Вечно ему все не так. Впрочем, виноваты, естественно, не чекисты, а вновь журналисты: «Во второй половине 1980-х гг. шквал критики и разоблачений, касавшихся, главным образом, репрессивной направленности деятельности органов НКВД-НКГБ, буквально обрушился на читателей. Показ роли органов госбезопасности в массовых незаконных репрессиях периода 1930–1940 — начала 1950-х гг. довольно быстро трансформировался во всеобщее бичевание деятельности КГБ СССР и агентурно-оперативной работы, общепризнанной во всем мире. Все это привело не только к деморализации части сотрудников органов госбезопасности, но и сформировало в обществе образ некого «монстра». Многие публикации на эту тему имели откровенно конъюнктурный, политически заказной характер и не способствовали решению задачи патриотического воспитания граждан, более того, разлагающе воздействовали на общественное сознание».

Да уж, действительно: ну какой патриотизм могут пробудить рассуждения об «усилении тоталитаризма в Советском Союзе», о «масштабах принуждения»? «Население страны было доведено до состояния массового психоза. «Шпиономания» стала естественным и необходимым атрибутом жизни и деятельности не только партийных организаций всех уровней (это касалось как высших эшелонов власти, так и низовых партийных ячеек), но и каждого гражданина СССР. Это был важнейший элемент зарождавшегося механизма массовых репрессий советских граждан по политическим мотивам».

Откуда приведенные цитаты? Да из того же самого автореферата Татьяны Бреус, только с другой страницы! Давно уже обозначенный российскими социологами «плюрализм в одной голове», чреватый политической шизофренией, проистекает из того, что вовсе не журналисты, а сами работники госбезопасности, похоже, до сих пор не могут для себя решить, кто они такие: прямые наследники советской репрессивной машины или, наоборот, отважные борцы с ней? Если наследники, то обличения тоталитаризма в их устах выглядят, по меньше мере, странными. А если борцы, то к чему, например, записывать себе, нынешним, в актив методы из арсеналов еще Железного Феликса? («Исторические особенности реализации принципа прозрачности и доступности информации о деятельности органов государственной безопасности свидетельствуют, что еще на заре создания ВЧК, ее Председатель Ф. Э. Дзержинский обращал внимание на необходимость укрепления связей с массами»).

Напоследок еще одна цитата — пожалуй, она ключевая для всей работы Татьяны Бреус. По мнению автора диссертации, нынешним компетентным органам необходимо «формирование уважительного отношения граждан к истории своего Отечества, а равно — к истории отечественных спецслужб». Это замечательное «а равно» не требует комментариев, и так все ясно. Как видим, и сегодня находятся желающие поставить знак равенства между Отечеством и госбезопасностью…

Так с чего же начинается Родина? С заветной скамьи у ворот? С той самой березки, что во поле? Или с найденного в шкафу револьвера Дзержинского — оружия старого, но еще вполне годного? А?

Дожили, поздравляем! За неделю до того, как Россия отметила столетие со дня рождения Александра Твардовского — поэта и многолетнего редактора журнала «Новый мир» — в Саратове решили с большой помпой провести «культурное мероприятие» во славу одного из тех, кто активно поучаствовал в травле Александра Трифоновича и, как считается, приблизил тем самым его скоропостижную кончину. В Государственном музее К. Федина, в присутствии репортеров, фотокамер и телекамер, с пафосом и с проникновенной слезой в голосе возвеличивали Михаила Алексеева — одного из тех, кого сам Твардовский (о чем напомнил недавно биограф поэта, критик Андрей Турков) в своих «Дневниках» незадолго до смерти называл «вурдалачьей стаей»…

За что и под какими лозунгами «стая единомышленников» уничтожала «Новый мир», речь впереди. Мы еще вернемся к этому гнусному историко-литературному эпизоду, который — подобно дохлой рыбе или глубинной бомбе — все-таки всплыл во время музейного действа и, по счастью, подпортил его совковую безмятежность и елейную благостность. Однако пока не будем нарушать хронологию.

Поскольку афиши об «Алексеевских чтениях», выпавших на долю «фединцев», появились заранее, да и пресс-релизы тоже были разосланы в СМИ со значительным опережением, все пришедшие на торжество успели подготовиться к грядущему событию: за два часа и семьдесят тысяч бюджетных рублей (таков, по слухам, был вклад облминкульта) московские гости рука об руку с местными мастерами слова должны были теоретически обосновать волшебное превращение типичной «секретарской литературы» брежневских времен в «исторический эквивалент бытия своего народа», попутно объяснив, что, собственно, означает вообще эта крайне заковыристая фраза.

По-хорошему, на открытии «чтений» следовало бы присутствовать экс-губернатору Саратовщины Дмитрию Аяцкову, который — со свойственным его правлению дурным размахом — еще в 1998 году авторитарно назначил захиревшего в Москве номенклатурного пенсионера Алексеева живым саратовским классиком и учредил литпремию его имени. В компании с Аяцковым неплохо смотрелся бы и Павел Ипатов, который десять лет спустя (после кончины писателя) еще разок, уже собственным постановлением № 206-П, узаконил «Алексеевку», обеспечив ей госфинансирование по разделу 08 «Культура, кинематография и средства массовой информации».

Бывший и нынешний губернские небожители в музей, однако, не явились, так что с приветственным словом к аудитории пришлось обращаться директору музея Валентине Жуковой. Она-то и возвестила о зарождающейся доброй традиции в жизни нашего города и ненавязчиво осчастливила покойных Ахматову, Пастернака и Пильняка упоминанием Алексеева в одном ряду с ними. Выступивший следом министр местной культуры Владимир Синюков, тепло улыбаясь, вспомнил времена былые, когда даже он сам (еще не будучи организационно связан с культурой) выписывал 4 или 5 литжурналов. Затем, скорбно хмурясь, областной министр растер в мелкий порошок времена нынешние — за «глобализм», «утрату культурной идентичности», «безнравственность», «вестернизацию» и прочие ужасные вещи, к каковым, впрочем, ни герои Алексеева («простые русские люди, воины, пахари, русские женщины»), ни сам писатель никакого касательства, разумеется, не имеют.