Абдуррахман-эфенди. Покойную мать моих дочерей звали Февзие. Я предложил назвать в ее честь их вторую дочь. Вы удивитесь, если узнаете, что, хотя все три ее дочери были сейчас в Стамбуле и две из них взбунтовались и сбежали из дома, Февзие, да покоится она в мире, жила не очень богатой приключениями жизнью: она вышла замуж за меня, за первого мужчину, попросившего ее руки, в возрасте пятнадцати лет и мирно жила до двадцати трех, шагу не сделав за пределы нашей деревни Гюмюш-Дере. Сейчас я возвращаюсь туда, признав горькую правду, что снова не смог устроиться в Стамбуле, и, сидя в автобусе, мрачно глядя в окно, думаю, что хотел бы, как Февзие, никогда не покидать деревню.

Ведиха. Мой муж едва разговаривал со мной, редко приходил домой и смеялся надо всем, что я говорила. Молчание Коркута и Сулеймана и все их намеки измотали моего отца до того, что он собрал чемоданы и уехал в деревню. Я много плакала тайком. Всего за месяц комната отца и Самихи опустела. Я иногда захожу в нее, чтобы посмотреть на постель отца с одной стороны и Самихи – с другой, и плачу, со стыдом вспоминая произошедшее. Каждый раз, когда я смотрю на Стамбул в окно, я пытаюсь представить, куда убежала Самиха и с кем она сейчас. Храни тебя Создатель, Самиха, я рада, что ты сбежала.

Сулейман. Прошел пятьдесят один день с побега Самихи, а новостей все не было. Все это время я безостановочно пил ракы. Правда, я никогда не пил за обеденным столом, чтобы не злить брата; я это делал либо у себя в комнате, как будто принимая дозу лекарства, либо в Бейоглу. Иногда я катался по окрестностям на фургоне просто для того, чтобы отвлечься.

По четвергам, когда нам надо было закупаться для магазина гвоздями, краской или штукатуркой, я ездил на рынок и, нырнув в людской поток рынка и в море лавочной суеты, выныривал лишь спустя несколько часов. Время от времени я заезжал на случайную улицу где-нибудь на холме за Юскюдаром, проезжая дома, построенные из саманных кирпичей, бетонные заборы, мечети, фабрики, площади. Я продолжал ездить мимо банков, ресторанов, автобусных остановок, но нигде не было ни следа Самихи. Тем не менее во мне росла уверенность, что она где-то рядом, и, сидя за рулем, я представлял, что гонюсь за своей мечтой.

Вторая дочь Мевлюта и Райихи, Февзие, родилась в августе 1984 года, легко и без лишних больничных расходов. Мевлют был так счастлив, что написал на своей тележке: ПЛОВ «ДВЕ ДОЧКИ». Если не считать хаоса, который обе малышки устраивали, плача ночью в унисон, хронического недосыпа и зачастившей к ним Ведихи, которая постоянно являлась помочь и часто лезла не в свое дело, Мевлюту было не на что жаловаться.

– Брось ты этот плов, дорогой зятек, присоединяйся-ка к семейному бизнесу и обеспечь Райихе лучшую жизнь, – сказала однажды Ведиха.

– У нас и так все очень хорошо, – ответил Мевлют.

Райиха выразительно посмотрела на сестру, как бы говоря: «Это неправда», что задело Мевлюта, и, как только Ведиха ушла, он начал бурчать: «Кем она себя вообразила, чтобы вмешиваться в нашу жизнь?» Он даже думал запретить Райихе ходить в дом к сестре на Дуттепе, но настаивать на этом не стал, понимая, что несправедливо требовать от нее подобного.

В конце февраля 1985 года, когда длинный, холодный, неудачный рабочий день тянулся к завершению, Мевлют собирал тарелки и стаканчики, чтобы отправиться с Кабаташа домой. Неожиданно прикатил Сулейман на своем фургоне.

– Все уже передали подарки для твоей новой дочки, даже амулеты от сглаза на одежку прикололи, а я только собираюсь, – сказал он. – Давай посидим в машине, поговорим. Как работа? Ты тут не замерз?

Карабкаясь на переднее сиденье, Мевлют вспомнил, как часто прекрасноглазая Самиха сидела на этом самом месте до того, как убежала год назад, как много времени она провела здесь, катаясь с Сулейманом по Стамбулу.

– Я уже два года торгую пловом и за все это время ни разу не садился в машину покупателя, – сказал он. – Здесь слишком высоко, у меня голова кружится, я лучше выйду.

– Сиди-сиди, нам о многом надо поговорить! – сказал Сулейман, хватая за руку Мевлюта, взявшегося было за дверную ручку. Сулейман посмотрел на друга детства взглядом, полным страдания и любовной тоски.

Мевлют видел, что глаза двоюродного брата говорят ему: «Мы квиты теперь!» Он жалел Сулеймана, и в этот момент ему открылась истина: Сулейман расставил ловушку, он заставил Мевлюта думать, что девушку с мерцающими глазами зовут Райиха, а не Самиха. Если бы Сулейман сумел жениться на Самихе, как планировал, Мевлют продолжал бы делать вид, что никакой ловушки не было, чтобы все были счастливы…

– У вас с братом дела отлично идут, машаллах, Сулейман, а вот мы все никак не можем найти способ разбогатеть. Я слышал, что Вуралы уже продали больше половины новых квартир, которые строят, хотя еще не закончили и фундамента.

– Да, у нас все идет хорошо, хвала Создателю, – сказал Сулейман. – Но мы хотим, чтобы и у тебя дела шли хорошо. Мой брат думает так же.

– Так что за работу вы предлагаете? Мне что, завести чайную в конторе у Вуралов?

– Ты хотел бы завести чайную?