— …Правила общежития у нас сложились вполне определенные: мы были близкие друзья, а это значит, что жили мы, по сути дела, коммуной. Восстанавливая то время в памяти, я обнаружил, что если применить более позднее определение, все мы являлись тунеядцами… Для окружающих мы были тунеядцами потому, что почти никто из нас не работал, то есть мы все работали и работали много, но как? Без выдачи зримой, весомой, а главное — одобренной продукции. Все очень много работали, но каждый — в том направлении, в котором хотел. Никто нигде и ничего практически не получал. Володя вместе с одним товарищем написал «Гимн тунеядцев» на мелодию, заимствованную из известнейшей песни. Гимн этот регулярно исполнялся с большим подъемом. И даже в нем проскальзывало то, что держало эту компанию. Один куплет был такой:

А припев был:

Компания на Большом Каретном жила шумно и весело. Иногда заканчивались деньги, и тогда самым спасительным средством было сдать бутылки. Известный анекдот того времени, где один алкаш пил, пил, а потом бутылки сдал и машину купил — был не таким уж фантастичным, так как пустая тара в советские времена действительно что-то стоила и ее очень часто многие берегли «на черный день».

Однажды ранним утром Анатолий Утевский и Володя решили сдать бутылки. Посуду они положили в рюкзаки, которые надели на плечи, и отправились в «скорбный» путь.

Впереди них, романтично взявшись за руки, шла пара. На плечах — тоже рюкзаки.

— Вы в поход?.. — спрашивает Володя. — А куда?..

— Мы едем в Отрадное!.. А вы далеко?

— Нет, нам намного ближе! — произнес Высоцкий, сворачивая с другом в подворотню к приемному пункту.

Иногда в квартире Кочаряна находилось столько людей, что и прислониться было негде, не то что уснуть. Когда-то именно в такой момент пришел Владимир. Левон Кочарян недолго думая положил его в ванну. Стелить было нечего — потому налил теплой воды, а под подбородок поставил дощечку, чтобы во сне не захлебнулся. Всю ночь Кочарян бегал, подливал Высоцкому горячую воду, чтобы тот не простудился. Утром Володя проснулся веселый: и спать можно, и чистый!..

Как вспоминает Артур Сергеевич Макаров, в их компании было принято выпивать, но пили они не для того, чтобы опьянеть, а была нормальная форма общения, подкрепляемая дозами разного рода напитков.

«К определенным датам — особенно ко дням рождения кого-то из нас — мы всегда готовили какой-то капустник. Это разыгрывалось нами самими, да еще записывалось попутно на магнитофон, когда он у нас появился. А появился он так. Возник период, когда материальные дела наши стали настолько плохи, что пришлось посягнуть на святая святых — наше жилище. Рыдая, мы разрешили Кочаряну сдать на время (на полгода) его квартиру. Это означало, что всем нам придется на это время фактически остаться без крова. И поселились у Володи Акимова… Он жил в коммунальной квартире, в огромной 40-метровой комнате, окна которой выходили во двор. Комната была заставлена старинной мебелью, на стене висела каска с надписью «Если завтра война?», бурка отца и его шашка. Так мы жили довольно долго, пока кризис не стал всеобъемлющим. И тогда мы уговорили Володю обменять эту 40-метровую комнату на меньшую… в счет доплаты нам дали старый магнитофон, кажется «Спалис», едва работающий. Вот так у нас появился магнитофон…»

В этой компании многие любили петь, играли на гитаре. Исполняли народные песни, романсы, военные песни, так называемые блатные. Главными певцами были Олег Стриженов, Игорь Кохановский, Евгений Урбанский, и только со временем Владимир Высоцкий стал составлять им конкуренцию и затмил своими песнями. В 30-кас-сетном сборнике песен в исполнении Владимира Высоцкого, выпущенном в 1996 году MOROZ RECORDS, есть достаточно большое количество композиций, взятых из народного фольклора, творчества других авторов, записаны они именно в начале 60-х годов. Здесь и «Тихорецкая» М. Таривердиева и М. Львовского, и «Товарищ Сталин» Ю. Алешковского, еврейские, одесские припевки и известная «Таганка». Пел также в то время Владимир Высоцкий и песню своего школьного друга Игоря Кохановского «Бабье лето» (1961). В ней передается то романтичное настроение, которое нередко бывало в компании на Большом Каретном:

Эту песню Владимир Высоцкий исполнял всегда, как он говорил, «в первом варианте»: «…Не то, что поет Шульженко по радио — потому что… та мелодия хуже (хотя это и делал профессиональный композитор), а для этой песни нужна… все-таки такая мелодия, какую пели мы и которую, наверно, поют все… в компании».

Первые песни Владимира Высоцкого, как правило, имели конкретный адрес, были вызваны каким-то случаем, поводом. Например, фраза: «Что же ты, зараза… недавно головой быка убил…» о Левоне Кочаряне. По воспоминаниям А.Б. Утевского: «Лева был очень справедливым человеком. Если в его присутствии кого-то обижали, он немедленно бросался на защиту. Лева хорошо дрался головой, он, действительно, как бык, шел напролом… Никогда не забуду случай… Мы шли втроем по улице Горького, к нам пристали несколько пьяных парней. Мы их побили, вернее не мы, а один Лева. Но в милицию забрали всех, и забрали, как мы считали, совершенно несправедливо… Но был составлен протокол. Кода Леве дали его подписать, он взял этот протокол и съел! Составили второй протокол, а Леве его в руки не дают. Но он все-таки сумел его вырвать и проглотить. Милиционерам это надоело: «Идите отсюда к чертовой матери! Едоки бумаги!..»

Или фраза: «Бить человека по лицу я с детства не могу…» была обязана своим появлением следующему случаю. Владимир Высоцкий, Артур Макаров и Михаил Туманишвили ехали в троллейбусе. На Старой Арбатской площади в салон зашла большая компания, и кто-то из них имел неосторожность грубо приставать к девушке. Миша заступился, и кончилось это коротким спором и дракой. На Арбатской площади потасовка продолжилась. Силы были неравны, и потому Высоцкому, Макарову и Туманишвили с трудом удавалось избежать свистящих кулаков. Миша стоял за спиной у Артура, и тот, не ожидая удара сзади, разбирался с передними, но вдруг получил сильный удар из-за спины…