На третьем этаже, где располагалась квартира Заварова, открылась дверь. Мать «чеченца», придерживая на груди халат, тревожно посмотрела на них между лестничными пролетами.

– Артур! Ты куда?

– Не беспокойся, ма, я скоро вернусь, – отвечая, он даже не замедлил шаг и первым вышел на улицу. – Ну, где ваш «козелок»?

Волгин так и не понял, как женщина узнала, что ее сына задерживают. Окна квартиры выходили на улицу, так что видеть, как Заваров подходил к дому, она не могла. Говорили они достаточно тихо, к тому же во многих квартирах уже проснулись жильцы, работали радио и телеприемники. Хотя, что тут неясного? Просто почувствовала.

– Мать знала, что за тобой могут приехать? – спросил Акулов.

– Я о таких вещах маме не рассказываю, – ответил Заваров, подчеркнув более нежное, чем у мента, обращение к женщине. – А ничего у вас тачка! Вы что, из РУОПа?

Оказавшись в управлении, Артур, кажется, удивился. Видимо, всерьез предполагал, что с него станут трясти бабки за решение вопроса с избитыми кавказцами. Не ожидая разрешения, сел на стул посреди кабинета, закинул ногу на ногу, но при этом держался с чувством собственного достоинства, без развязности, дешевых понтов и напускного превосходства, характерных для впервые попавших в уголовку бычков. Впрочем, бычки так ведут себя только до того момента, пока им первый раз не врежут в ухо.

Акулов, взявший инициативу общения с задержанным в свои руки, занял место за единственным. столом, так что Волгину осталось кожаное кресло, которое к работе не располагало, настраивая на лад умиротворенный и благодушный.

Выложив пачку «Беломора», Акулов долго разминал папиросу, разглядывая Артура пристально и оценивающе.

– Не нравлюсь? – спросил Заваров и, странное дело, несмотря на слегка издевательский характер вопроса, ничего такого в его голосе не прозвучало.

– А что, хочешь понравиться? Не трать время зря, моя фамилия не Моисеев. Расскажи, что у тебя произошло с азерботами?

– Когда?

– Тогда. Или бывали другие случаи?

— А как на счет адвоката?

– Да ради Бога! Хочешь, всю коллегию пригласим? Или этого, седого, из Москвы, у которого всегда изо рта слюна капает. Только общаться с ним ты будешь уже в камере. Показаний на тебя море. Кроме потерпевших, еще независимые свидетели нашлись они тебя влет опознают. Так что можешь молчать сколько влезет. Лучше для себя ты этим не сделаешь, хуже для нас – подавно. Сидя в камере на жестких нарах, ты нас будешь устраивать не меньше, чем в качестве свободного гражданина. Задачи вытаскивать тебя за уши из дерьма перед нами никто не ставил; не хочешь сам себе помочь – мы тебя насиловать не станем.

– А вы, стало быть, помочь мне хотели? Поэтому и прикатили в такую рань, чтобы помощь свою предложить?

– Артур, ты табличку на двери этого кабинета читал? Заметил, что там написано? Группа по раскрытию чего? Правильно, убийств! А не филиал общества защиты животных. От тебя нам нужен разговор, а не дешевые признания, и вся эта история с дракой – не больше, чем предлог.

– Похоже, черных вы сами не любите?

– Для меня, Артур, черномазые – это не все кавказцы, а та их часть, которая приперлась к нам без всякого приглашения и ведет себя как обезьяны, сбежавшие из зоопарка на волю. Против нормальных людей, которые здесь живут и занимаются спокойно своим делом, я ничего против не имею. Ладно, хватит лирики! Я тебя слушаю.

– А чего слушать? Все просто было. Их трое было, один постарше и два молодых. Покупали что-то в ларьке, где моя девчонка тогда работала. Я как раз пришел ее проведать, когда они там что-то покупали. Стою в сторонке, жду, пока отойдут, а они полезли знакомиться. Не все, там один был, самый прыткий. Обкуренный, по-моему, вот и смелый. Светка, естественно, отказывается, а он не отстает. Голову в ларек засунул, начал ее за руку хватать, ругать по матери. Я, естественно, подошел. Вы бы что, отвернулись? Взял его просто за шкирку на газон бросил. Думал, поймет. Ни хрена! Вскочил – и на меня. Пришлось укладывать по-настоящему. Тогда и другие набросились. Поколотил их немного…

Заваров помолчал, глядя в пол. Потом резко вскинул голову:

– Я не жалею об этом. Случись все заново —я точно так же поступил бы. Зверей надо учить, если уж они из зоопарка к людям сбежали, но продолжают ходить на четвереньках. Что, теперь посадите? Сажайте! Я все равно не жалею.

– Ты смелостью своей не кичись. В тюрьме совсем не так хорошо, как тебе кажется.

– Ничего, не пропаду.

– Да? – Акулов посмотрел с сомнением. – Как сказать. Умение размахивать ногами не всегда помогает. Ты где был сегодня ночью?

– Какая вам разница?

– Большая.

– К делу это не относится. Или что, кто-то из этих черных помер? Здесь я ни при чем.

– Артур, судить о том, к какому делу что относится, будем мы. Поэтому еще раз повторяю: или состоится нормальный разговор, или я тебя сажаю в клетку лет эдак на шесть-восемь, а потом спокойненько разбираюсь с деталями. Светку твою найду, узнаю, во сколько к ней пришел, когда ушел…

Заваров сжал кулаки, дернулся, как будто хотел подняться со стула, но тут же опомнился, демонстративно откинулся на спинку и сложил руки на груди: