Г-н Богатонов. А почему бы и не так; век живи, век учись. Я уже подговорил себе французского учителя.

Мирославский. Ты хочешь учиться по-французски?

Г-н Богатонов. Да, мой милый. Меня всякий раз в краску бросит, как подумаю, что я и здравствуй не знаю сказать по-французски; стыд, да и только!

Мирославский(в сторону). Он повредился!

Г-н Богатонов. Вообрази, мой друг, каково мне, когда бываю в Летнем саду или на бульваре: рта открыть не смею. Здесь такой уж город: заговори только по-русски, так тебя разом за подлого и примут.

Мирославский. Чем больше я тебя слушаю, тем более удивляюсь: ты совсем переменился!

Г-н Богатонов(с радостью). Право! а я еще и году здесь не живу; погоди-ка, еще годика два, так меня никто и узнавать не будет.

Мирославский. Да я и теперь тебя не узнаю.

Г-н Богатонов. Не правда ли, что я не похож на вашего брата, деревенского? Что во мне есть что-то такое… что-то такое, как бы тебе сказать... что-то барское, знатное!

Мирославский. В самом деле! Однако ж знаешь ли что?

Г-н Богатонов. Что такое?

Мирославский. Прежде, как ты был простым дворянином, судил ты как человек умный, а теперь...

Г-н Богатонов. А теперь сужу как человек знатный? Это, брат, кажется, будет немного получше...

Мирославский. Не сметь говорить по-русски!..

Г-н Богатонов. Да что вы в вашей глуши знаете; по-русски, по-русски! А сказать правду, что толку-то в русском языке: всякий мужик говорит по-русски; по-настоящему, нам бы и знать-то его не надобно.

Мирославский. Я удивляюсь твоим успехам: ты начинаешь уж говорить как человек, который получил самое модное воспитание.

Г-н Богатонов. Насилу наметил! Вот видишь ли, что значит жить в большом свете; а давно ли я приехал сюда дурак дураком.

Мирославский. А теперь стал каким умницей!

Г-н Богатонов. И всем этим обязан я милому моему князю. Да что и говорить: родной брат не стал бы так стараться сделать меня путным человеком, как этот любезный Блесткин.

Мирославский. Итак, у вас решено: он будет мужем Лизы.

Г-н Богатонов. Непременно.

Мирославский. А если бы, например, сыскался жених повыгоднее?

Г-н Богатонов. Повыгоднее! Да будь он хоть какой заморский принц, так не видать ему племянницы. Если бы ты все знал, чем я обязан князю...

Мирославский. Уж не сам ли учит он тебя по-французски?

Г-н Богатонов. Нет, не то. Ну, да что об этом говорить; это статья особая.

Мирославский. Полно, брат; что за секреты с старинным приятелем.

Г-н Богатонов. Так-с, ничего! люди мы деревенские, простые, где влюбиться в нас какой-нибудь петербургской красавице.

Мирославский. Что это значит?

Г-н Богатонов. Ничего, безделица! Мы успели уже вскружить голову одной баронессе!

Мирославский. Одной баронессе?

Г-н Богатонов. Да, да! баронессе Вольмар, молодой вдовушке, близкой родственнице князя.

Мирославский(в сторону). Хороша же, видно, эта баронесса!

Г-н Богатонов. Что, милый, ты удивляешься?

Мирославский. Как не удивляться: кружить головы в твои лета.

Г-н Богатонов. В мои лета! да что мои за лета? Прямой ты деревенщина! Кто здесь говорит о летах; здесь все молоды. Попытайся-ка спросить у какой-нибудь вдовушки, который ей год, так она тебя так отбоярит, что ты и места не найдешь.

Те же и Клим Кондратьич.

Мирославский. А! Клим Кондратьич! и ты здесь?

Клим кланяется.

Г-н Богатонов. Как же, я взял его с собою! На фабрике был он у меня конторщиком, а здесь отправляет должность — того бишь... как он?..

Мирославский. Дворецкого?

Г-н Богатонов. И, нет, братец; а вот эти... Провал бы их взял — метри... метро...