– С Дональдом Поттером? Да. Мы в курсе дела, Банчи.

– Он написал матери, которая, несомненно, снабжает его деньгами. Полагаю, вы знаете, что он живет у какого-то приятеля?

– Да. Бриджи видится с ним.

– Бриджи знает, где он?

– Наверное, да. Она мне не говорила.

– Она симпатизирует парню, Эвелин?

– Да.

– А что вы о нем думаете?

– Не знаю. Трудно сказать. В нем много шарма, но я бы хотела, чтобы он занялся каким-нибудь делом.

– Вас это сильно беспокоит?

– Это? – Она вздохнула. – Немного беспокоит, естественно. О, вон и леди Аллейн! Мы договорились с ней встретиться.

– Восхитительная женщина, не правда ли? А я жду миссис Хэлкат-Хэккетт.

– Вот уж не думала, что она в вашем вкусе.

Лорд Роберт состроил свою кроличью гримаску и подмигнул.

– Мы оба восторгаемся Бахом.

– Я пойду к леди Аллейн. До свидания, Банчи.

– До свидания, Эвелин. И не надо так сильно тревожиться – о чем бы то ни было.

Испуганно посмотрев на него, она удалилась. Лорд Роберт опять опустился на диван. Большая гостиная почти заполнилась, и через десять минут на новомодной эстраде должен был появиться квартет «Сирмионе».

«Она что, ждет, пока погасят свет?» – спросил себя лорд Роберт. Увидев, как в гостиную входит Агата Трой, он попытался встретиться с ней глазами, но ему не удалось. Люди располагались на золоченых стульях, вычурных креслах и на диванах, стоящих вдоль стен. Лорд Роберт беспокойно посмотрел на двери и увидел сэра Дэниэла Дэвидсона. Тот направился прямо к нему. Когда-то сэр Дэниэл вылечил сестру лорда Роберта от несварения желудка, и эмоциональная Милдред пригласила его на обед. Дэвидсон забавлял и интересовал лорда Роберта. Его метода в качестве модного в свете врача была превосходна. «Если бы Дизраэли вместо примул занялся медициной, – сказал однажды сэр Роберт, – он был бы точь-в-точь таким, как доктор Дэвидсон». Во время того визита он воодушевил Дэвидсона, и тот пустился в рассуждения о своем излюбленном предмете – Искусстве с большой буквы. Госпелл завершал латинские изречения Дэвидсона, цитировал вместе с ним Конгрива [10] и с удовольствием выслушивал, как тот проводит нелепые параллели между Рубенсом и Дюрером. «Экстраверт и интроверт в искусстве!» – патетически восклицал Дэвидсон, взмахивая своими красивыми руками, а лорд Роберт подмигивал и произносил: «То, что вы говорите, выше моего понимания». «Я говорю вздор, – резко оборвал себя Дэвидсон, – и вы это знаете». Но уже через минуту-другую снова разглагольствовал столь же пламенно. Он распрощался в час ночи, очень довольный собой и бурля цветистыми фразами.

– Ах! – произнес он, пожимая руку лорду Роберту. – Я должен был догадаться, что увижу вас здесь. Отдающего дань моде по немодному поводу. Музыка! Ах ты Боже мой!

– А что не так? – поинтересовался Госпелл.

– Мой дорогой лорд Роберт, сколько из находящихся здесь людей поймут, что именно они слушают, или даже вообще будут слушать? Хорошо, если один из пятидесяти.

– О, ну полно вам!

– Один из пятидесяти! Вон идет этот парень, Уитерс, чье эстетическое восприятие ниже, чем у обезьяны шарманщика. Зачем он здесь? Повторяю, едва ли один из пятидесяти этих лицемеров осознает, что он слушает. И сколько человек из оставшихся сорока девяти имеют достаточно смелости, чтобы признать себя филистерами?

– Довольно многие, смею полагать, – оптимистично отозвался лорд Роберт. – Я, например. Я вот собираюсь вздремнуть.

– Ну зачем вы так? Вам прекрасно известно… Что там такое?

– Извините. Я засмотрелся на леди Каррадос. Она выглядит чертовски расклеенной.

Дэвидсон проследил за его взглядом, направленным туда, где рядом с леди Аллейн сидела Эвелин. Некоторое время Дэвидсон рассматривал ее, а затем тихо сказал:

– Да. Она слишком усердствует с этим сезоном. Придется мне ее побранить. Мое место, кажется, где-то вон там. – Он с досадой взмахнул рукой. – Они все перебарщивают: мужья выходят из себя, молодые люди забывают о своих обязанностях. А затем происходит дюжина шикарных свадеб, примерно столько же нервных срывов – и вот вам ваш лондонский сезон.

– Свят, свят! – сострадательно покачал головой лорд Роберт.

– Это правда. При моем роде деятельности видишь это из раза в раз. Да-да-да, знаю, о чем вы подумали! Я – модный врач, практикующий в Вест-Энде, способствую тому, чтобы все эти женщины воображали себя больными. Так вы вполне можете подумать, но уверяю вас, мой дорогой лорд Роберт: я наблюдаю столько случаев нервного истощения, что это самого наивного простака превратит в циника. И они так очаровательны, эти мамаши. Я хочу сказать, по-настоящему очаровательны. Женщины, подобные леди Каррадос, так много помогают друг другу. И искренне. Но, – он развел руками, – ради чего это все? В чем смысл всего этого? Одни и те же люди вновь и вновь встречаются друг с другом, платят за это большие деньги под аккомпанемент громких негритянских джаз-бандов. Зачем?

– Будь я проклят, если знаю, – бодро ответил лорд Роберт. – Кто тот человек, что вошел вслед за Уитерсом? Высокий чернявый парень с необычными руками. Он кажется мне смутно знакомым.

– Где? А, вижу. – Дэвидсон надел очки, которые болтались у него на широкой черной ленте. – Ну как же! Я скажу вам, кто это. Это человек, заправляющий банкетным сервисом, Димитри. Он вместе с высшим светом пришел получить свою порцию Баха на три гинеи, и, ей-богу, готов поспорить на что угодно: в его необычном мизинце – вы очень наблюдательны, это действительно странная рука! – так вот, в ней больше толку, чем в большинстве этих изнеженных тел. Как поживаете, миссис Хэлкат-Хэккетт?

Дама подошла так тихо, что лорд Роберт сразу не заметил ее. Выглядела она отменно. Дэвидсон, к удовольствию лорда Роберта, поцеловал ей руку.

– Пришли поклониться высокому искусству? – спросил он.

– Разумеется, – ответила она и обратилась к лорду Роберту: – Вижу, вы не забыли.

– Как можно?

– Очень мило с вашей стороны, – обронила миссис Хэлкат-Хэккетт, искоса поглядывая на синий диван. Лорд Роберт отступил в сторону, и она тотчас уселась, расправляя свои меха.