Знаем ли мы американскую фантастику?

Аннотация
Вот уже много лет все говорят, что фантастики у нас мало. Мало книг, мало писателей, мало издательских ниш. Никто еще не помог фантастике, а палки в колеса вставляют многие. Говорят об этом единодушно читатели, книгопродавцы, издатели. Говорят рабочие и техники, студенты и солдаты, офицеры и научные работники, рыбаки и академики. Говорят в низших звеньях и достаточно высоких. Все единодушны, что фантастика — мощное политическое оружие, что ее надо развивать, что положение фантастики в СССР просто ужасающее, что отставание от других стран быстро увеличивается и т. д. и т. п. и пр. Об этом начали говорить в середине пятидесятых, когда началась оттепель, когда в стране осуществлялись первые экономические реформы. Реформы не удались, с ними зачахла и фантастика. Сейчас страна тяжело выходит из долгого периода застоя, во всех сферах жизни началось осторожное шевеление, пошли робкие реформы… но развитие фантастики осталось на уровне 70-х годов так называемого застоя.

Вот уже много лет все говорят, что фантастики у нас мало. Мало книг, мало писателей, мало издательских ниш. Никто еще не помог фантастике, а палки в колеса вставляют многие. Говорят об этом единодушно читатели, книгопродавцы, издатели. Говорят рабочие и техники, студенты и солдаты, офицеры и научные работники, рыбаки и академики. Говорят в низших звеньях и достаточно высоких. Все единодушны, что фантастика — мощное политическое оружие, что ее надо развивать, что положение фантастики в СССР просто ужасающее, что отставание от других стран быстро увеличивается и т. д. и т. п. и пр. Об этом начали говорить в середине пятидесятых, когда началась оттепель, когда в стране осуществлялись первые экономические реформы. Реформы не удались, с ними зачахла и фантастика. Сейчас страна тяжело выходит из долгого периода застоя, во всех сферах жизни началось осторожное шевеление, пошли робкие реформы… но развитие фантастики осталось на уровне 70-х годов так называемого застоя. Правда, не прекратились разговоры о необходимости всемерно ее развивать, поощрять, стимулировать, помогать. Господи, да не надо помощи, говорят умудренные знатоки, только бы не мешали! Или хотя бы меньше мешали. А то воздвигают такие железобетонные стены, что ничем не своротишь. Похоже на то, что воздвигают именно те, кто громче всех говорит о необходимости всемерного поощрения отечественной фантастики. Обращает на себя и такой грустный момент. Сейчас все, кто искренне хочет развития отечественной фантастики, в качестве основного довода все чаще приводят доказательства, что фантастика является мощным оружием политики (Е. Парнов, "КО", 1988, 12 февраля). Уже не художественные достоинства ставятся во главу угла, в них не сомневаются, а прикладное свойство. Мол, пожалуйста, возьмите этот микроскоп, им можно забить гвоздь, даже стукнуть противника по башке! Видимо, за этот опасный для фантастики довод цепляются уже от отчаяния. Опасный, потому что в этой области уже есть печальный опыт. Для выживания фантастики 40-х доказывали, что она может пропагандировать успехи народного хозяйства, иллюстрировать нашу битву за индустриализацию в условиях жестокой борьбы с классовым врагом и мировым империализмом. Это привело к "фантастике ближнего прицела", сменившей первый расцвет советской фантастики, а затем вообще свело фантастику практически к нулю. Истина же в том, что хорошая художественная литература всегда является лучшим пропагандистом того строя, при котором создана, лучшим проводником идей, которыми живет общество. Именно с этой точки зрения положение очень серьезно. Если в целом с экономикой мы кое-как держимся на плаву за счет поставок за рубеж нефти, газа, золота, древесины и др. природных ресурсов, то не так с фантастикой. Пройдем по улице Качалова. В доме под номером 16 расположен магазин литературы на иностранных языках. Наибольший отдел отдан англо-американской литературе, больше всего продается и покупается книг в жанре фантастики, а возле магазина вас перехватывают вопросом: "Книги не сдаете?" Тут же постоянно, а не только по субботам, толпятся люди, которые специально выучили английский, чтобы читать фантастику. Покупают, продают, обмениваются, всеми способами пополняют свои библиотечки. У одного пятьсот книг, у другого тысяча, у третьего пять тысяч, у кого-то свыше десяти. Не знаю никого из собирателей отечественной фантастики, чтобы он смог собрать столько. Сравните, "там" издается примерно 1500 книг в год, у нас — 15. Да и то лишь в урожайные годы. Серьезная опасность в том, что, не получая достаточно фантастики на русском языке, фаны фантастики вынужденно читают на других языках. Знание языка всегда похвально, но когда кто-то запоем и без разбору глотает чужую фантастику, он незаметно глотает и чужую идеологию. Не говорю, что та идеология обязательно плоха, потому что она чужая, но, сужая дорогу своей фантастике, мы раскрываем ворота чужой. В результате как-то все яснее проступают черты некой американистости. Мы не только перестали наступать идеологически на Запад, но все хуже отражаем натиск чужого языка, чужой культуры. Возьмем, к примеру, такое отрадное явление, как массовый выпуск отечественных видеомагнитофонов. Но что на них смотрят? Есть ли отечественная кинофантастика? Если и есть, то почему смотрят только "Блейдраннер", "Терминатор", "Возвращение Джедая", "Супермен"…? Затормаживая рост своей кинофантастики, уже открыли дорогу чужой. Видеомаг — это не телевизор. Там лопай что дают, а владелец видеомага выбирает сам. Не правда ли, звучит непривычно? А тем временем на горизонте во весь зловещий рост встает другая опасность. Все чаще над нами проносятся чужие телеспутники. Несколько лет назад "Голос Америки" сообщил на русском языке: смотрите наши передачи на частоте 11,593 гигагерц, азимут 216 градусов к востоку от истинного севера, угол наклона антенны 21 градус, спутник находится на 7-м градусе восточной долготы. Возможно, этот спутник уже сгорел, но запущено еще несколько. Умельцы мастерят конверторы сантиметровых волн. Передачи, естественно, идут на английском. Яркие, развлекательные, умело скомпонованные. И человек садится за английский язык, потому что на родном языке порой идет такая муть, что смотреть тошно… Конечно, проще всего запретить, но мы убедились на горьком опыте, что запрещения ведут к апатии, застою. Нужна контрпропаганда. Месяц тому я был по творческим делам в Польше, где польские товарищи лишь пожали плечами: "У нас покупай такую антенну, регистрируй и пользуйся". Кстати, в Польше даже телевизоры регистрируют, как было у нас двадцать лет назад. Теперь мы платим налог за пользование телевизором за все годы вперед еще при покупке. Говорят, это выгодно не только государству, но я нам. В Польше ни видеокассеты, ни телеантенны не подрывают устои. Поляки кровно заинтересованы в будущем своей страны, нации, государства. И как результат, Польша далеко обогнала нас в фантастике и по количеству (даже свой журнал издают!) и по качеству (один Лем чего стоит!). Свято место пусто не бывает. Забери у человека в транспорте книгу, он начнет складывать цифры на талончике. Не издай детектив коммуниста — начнет глотать детективы антикоммуниста. Не дай советскую фантастику, отыщет чужую, отравленную. Языковой барьер? Энергичные люди одолевают его легко. А слабые да ленивые… Впрочем, хорошо ли терять энергичных, способных, неспокойных, а остаться с лодырями, которые жрут, что им дают, идут, куда их ведут, работают спустя рукава? Когда я пришел в Московскую писательскую организацию, меня удивило, что московские фантасты состоят не в секции прозы, а в секции… детской литературы! Поколебавшись, я все же стал на учет к прозаикам. Странно слышать от таких людей жалобы в зажиме фантастики, если сами выбирают путь попроще. Скажем откровенно, при всей ее нужности детская литература все же не ставит таких сложных задач, как проза взрослых. Ни социальных, ни нравственных, ни политических. С детской трибуны не заговоришь об этих проблемах, а раскроешь рот, справедливо остановят: дети еще не поймут, им лучше о том, как Маша мыла раму! Еще хуже положение с критикой. С завистью читаешь статьи, посвященные разбору большой литературы. Бывает, целый взвод крупнейших критиков ломает копья в спорах о творчестве одного-единственного писателя, даже о каком-то одном его романе! В то же время вне поля зрения остается огромнейшее поле литературы. Конечно, одна грядка бывает важнее целого поля чертополоха, но все же полностью игнорировать огромное поле — по меньшей мере безхозяйственно. Заметили же мы целинные земли? Пусть на поле фантастики пока что растет не самая урожайная пшеница, но она растет. Однако критика на этом поле нет. Профессионального критика. Разрозненные статьи, заметки, информашки — не в счет. Написаны людьми случайными, содержат нелепейшие взгляды, дают чудовищные рецепты, приклеивают оскорбительные ярлыки. А если написаны не случайным человеком, то еще хуже. Но об этом чуть погодя. Да и написаны таким школьно-армейским языком, что немыслимо было бы приложить к любой дискуссии о простой прозе, пусть даже о героическом рабочем классе, идущем от одной трудовой победы к другой. Когда мнения критиков большой литературы сталкиваются, как тщательно подбирают доводы, как избегают мало-мальски задеть оппонента! Ведь иначе не переубедишь, оскорбленный человек доводов не слышит, а цель критики переубедить противника, а вовсе не привесить оскорбительный ярлык. Первая достаточно длительная дискуссия по фантастике прошла в "Литературной газете" в конце 1969-го — начале 1970 года. Уже тогда в фантастике, как и во всем обществе, наметился застой, и фантасты забили тревогу, которую бьют по сей день. Обзорные статьи по фантастике появлялись в журналах "В мире книг", "Литературное обозрение", "Звезда Востока", в украинских журналах. Пожалуй, все же больше всего внимания привлекали дискуссии в "Литературной газете". Здесь высказывались крупнейшие ученые, изобретатели, врачи, инженеры, офицеры, философы, рабочие. Присутствие рабочих обязательно в любой дискуссии, без их мнения она неполноценна. Помню, в 1977 году, время застоя, я создал в Харькове КЛФ и несколько лет руководил им, так я руками и ногами держался за единственного рабочего, который ходил к нам, упрашивал не покидать наш клуб. Когда он ушел в кружок умелых рук, это был удар по КЛФ. Среди участников дискуссий в "Литгазете" встречались даже писатели. Конечно, не все имели отношение к фантастике, но устроители дискуссий в первую очередь старались увлечь читателя интересным материалом, поднять проблему, поймать читателя на крючок, а вовсе не решать судьбы отечественной фантастики, которую, понятно, решают не они. В результате таких ярких дискуссий, за которыми с интересом следили даже те, кто фантастику не берет в руки, все оставалось на своих местах. Из года в год. Поговорили, поспорили, отвели душу до следующей дискуссии. Конечно, газета не может волевым решением что-то изменить в мире, было бы наивно так считать, но все-таки, все-таки! Вот номер от 13 ноября 1985 года: "Сегодня мы завершаем дискуссию о проблемах современной советской фантастики… Итоги дискуссии подводят в своем диалоге заведующий отделом науки газеты "Правда" Владимир Губарев и председатель совета по приключенческой и научно-фантастической литературе СП РСФСР прозаик Сергеи Абрамов". Я уважаю Губарева за его научно-популярные книги о космосе, Абрамова за его мастерски сколоченные детективы. Строительство безобразного монумента на Поклонной горе остановить, удалось, но пока что таких побед немного. В фантастике безобразий больше, чем в случае с Поклонной. Как ни странно, более продуктивными бывают выступления в периферийных изданиях. Например, А. Мельников в статье "Когда в дверь стучится королева" ("Звезда Востока", 1986" № 6) после тщательного разбора положения дел в фантастике заключает: "Научная же фантастика — только часть общего дела". Это утверждение всегда своевременно, а Мельникову надо повторять его чаще. Дело в том, что всегда предпринимались попытки подверстать фантастическую литературу, напоминаю — литературу, то в область науки, то в приключения, то в познавательно-популярную. Настойчивее всего цепляют бирку "научная", потому всякий уважающий себя критик должен постоянно напоминать читателям, что это литература, литература, литература… Переубедить всех все равно не сможет, да и не станет многоуважаемый академик, лауреат высших премий, член Королевского общества и т. д. и т. п., менять свое мнение по такой мелочи, но хотя бы новое поколение вырастет с мыслью, что фантастика — это литература. Очень четко и аргументировано прозвучали слова Е. Каштанова ("ЛГ", 1985, 10 октября): "В статьях литературоведов, посвященных НФ, до сих пор четко не определены ни сущность жанра, ни специфика, ни основные его законы… Нужна теория "жанра". Звучит весомо, категорично. Кстати, наиболее четкие определения фантастики предлагали как раз участвующие в дискуссии солдаты и офицеры. Им все понятно, все ясно. Почему эти бестолковые литературоведы все еще бьются над определением фантастики? Да и что такое литература, еще понимают не достаточно четко… Построить бы их в две шеренги… Вряд ли Е. Каштанов понял слова Хуана Хименеса: "Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек". Кому нужно укладывать фантастику в прокрустово ложе четкого определения? Чтобы все то, что не влезает, отстричь? К чему сводятся подобные дискуссии? Дескать, вот сперва определим, что же это такое — фантастика, а уж потом, да-да, именно потом, дадим ей широкую дорогу. Или не дадим вообще. То есть, следуя этой логике, огнем нельзя было пользоваться до тех пор, пока Ломоносов не дал четкое определение процессу горения. А пока что, когда не ясно, что же это такое, фантастика каплет в год по капле. Вроде бы что-то есть, и в то же время фантастики у нас нет. Часто дискуссии о фантастике подверстываются к какому-нибудь случаю. Например, диалог американского писателя Ф. Пола и советского Е. Парнова дан под рубрикой: диалог Восток — Запад. И говорили не столько о фантастике, сколько о разоружении, подписании договора, экологической катастрофе и т. д. Лучшие слова в этом обширном материале были сказаны Ф. Полом: "…боль не лечит. Она заставляет человека обратиться к врачу. У нас трудное ремесло, неблагодарное". Золотые слова, вовремя сказаны. Правда, Чехов сказал еще короче и лучше: "Мы не врачи. Мы — боль". Довольно профессиональные статьи встречаются в харьковском журнале "Прапор". Статья А. Галина "На меридианах фантастики" (1974, № 3) открыла серию работ о современной фантастике, за ней последовала обзорная статья по украинской фантастике С. Зайкова. Оба автора дали на редкость вдумчивый и глубокий анализ проблем фантастики. Только бы обрадоваться хорошим критикам, но ведь А. Галин — псевдоним ленинградского фантаста, члена СП Андрея Балабухи, а Сергей Зайков, хотя еще не член СП, но уже автор многих опубликованных рассказов. Опять не стопроцентные критики! Едва ли не в каждой статье встречаются сетования, что из советской фантастики исчезли утопии. Последней называют "Туманность Андромеды", опубликованную еще в 1957 году. Именно с этого романа начался качественный скачок нашей фантастики. За эти тридцать лет фантастика росла, взрослела, набиралась опыта, мудрости… Наивно требовать, чтобы критерии не менялись. Иногда доводится услышать гордое высказывание: я с детства сохранил свои взгляды, все идеалы, стремления! Звучит эффектно, но ведь человек сам же признается, что не развивался, не умнел, не превращался из гусеницы в бабочку! Многие из нас мечтали быть дворниками, чтобы собирать на тротуаре шайбочки, колесики, мечтали стать пожарниками, моряками, милиционерами… Пришло повзросление и в фантастике, но здесь еще предстоит появиться профессиональным критикам, чтобы это заметить. Утопия — это всегда только роман о наилучшем устройстве государства, не о человеке. Сейчас возрос читательский спрос на "очеловеченную" фантастику. Повзрослевшие читатели наконец-то ощутили, что все утопии всегда скрыто амбивалентны. Достаточно вспомнить надсмотрщиков Мора, Кампанеллы… Читая Кампанеллу, не только наивный школьник может обмануться, подумать, что перед ним сознательная антиутопия. Критики упорно помещают утопию и антиутопию на самых дальних друг от друга концах шкалы, но присмотритесь, в самом ли деле разница между ними так уж велика? Утопия, говоря профессиональным языком, — это крайняя степень этатизма. Этатизм, в свою очередь, является крайней формой средневекового геоцентризма. Государство здесь стало высшей ценностью, главной целью существования человека. Государству в утопии приносится в жертву экономическое благосостояние, эстетические ценности, человечность, справедливость. Наконец — семья, дети, жизнь! Пора осознать, что к утопии не обращаемся не из-за творческой слабости современной фантастики, а как раз наоборот. Повзрослели, помудрели. Наконец-то главной ценностью стал человек, бывший винтик утопии. В его душе, как с удивлением поняли фантасты, поместятся все пути развития, все галактики, все вселенные. Правда, это были азбучные истины еще для Достоевского, но фантастике многому приходится учиться заново. И даже такой азбучной истине, что многие революционеры, как ни грустно, — потенциальные консерваторы. Они искренне верят, что правильное устройство общества автоматически обеспечивает правильную жизнь, и, устроив все, как им кажется, правильно, больше никаких изменений не хотят. Ни в обществе, ни тем более во взглядах человека. Так что время создания утопий, время стремления написать утопию осталось в наивной молодости фантастики. Сейчас наступило время дистопий, которые критики должны научиться отличать от антиутопий. Как пример дистопий можно привести роман Оруэлла "1984", который ныне получил одобрительную оценку нашей критики. Этот роман обычно ставят рядом с антиутопией "Мы" Замятина. Дистопия — изображение идеально плохого общества. Изображение еще несуществующего социального зла, зла чисто житейского, глубоко личностного. Антиутопия же обычно направлена на развенчивание утопических тенденций, высмеивает увлечение НТР. У Замятина и Оруэлла разные представления о главном зле будущего. У Замятина это технология, у Оруэлла — психологический контроль. В пользу скорейшей публикации "1984" стоит добавить, что автор идею романа вынес из республиканской Испании, где он сражался с фашистским режимом Франко. Оруэлл прибыл в Испанию в качестве британского корреспондента, но, будучи исключительно честным и совестливым человеком, он не мог остаться в качестве нейтрального наблюдателя. Взяв винтовку, он пошел в окопы. Из всей разноголосицы партий, течений, группировок он выбрал наиболее последовательных борцов с фашизмом, как он считал, и сражался в отряде анархистов-синдикалистов. Они последними держали оборону Мадрида и почти все погибли. Оруэлл был тяжело ранен в горло, пуля прошла в миллиметре от сонной артерии. Из Испании он вернулся с ненавистью к фашизму и замыслом антифашистского романа "1984". Позже Оруэлл скажет: "В Испании я в который раз понял, что роковая дилемма человека — сила или благородство, и что в этом выборе он по существу не волен. Что-то решает за него. Я, например, не могу выбрать силу". От романа Оруэлла, оценка которого так радикально менялась с годами (в этом заслуга происходящей перестройки), перейдем к более бесспорным вещам. В зубах навязли расхожие штампы критических обзоров о бесспорном перевесе нашей фантастики в том, что наша оптимистична, а их мрачна, пронизана неверием, разочарованием в будущем. Такое мог брякнуть только человек, никогда не читавший ни американскую фантастику, ни вообще американскую литературу, не видевший их фильмов, пьес. Наоборот, там всюду добро изничтожает зло, а благородный герой с прижавшейся к нему хрупкой блондинкой уверенно смотрит в будущее. Да вспомните хотя бы идею десятки раз издававшегося у нас рассказа "Бетономешалка" Р. Брэдбери! Кстати, о Брэдбери. Переводы дают, мягко говоря, неверную картину. Если взять листаж переведенной на русский язык американской фантастики, то половину, если не больше, займет Р. Брэдбери. Но если на этом основании считать, что он так же популярен в Штатах, то это допустить, что там вместо Майкла Джексона слушают Дина Рида, а то и Поля Робсона. Поясню на примере. В Штатах существуют две крупнейшие литературные премии фантастов. Одну из них, "Хьюго", присуждают читатели, а вторую, "Небьюлу" — профессиональные писатели и критики. Есть еще множество премий различных объединений, КЛФ, штатов, университетов, издательств, журналов и т. д. "Небьюла", например, присуждается с 1965 года. Сразу по четырем позициям: бест новел, бест новелла, бест новелетта, бест шорт стори. С 1974 года добавились еще две: за лучшую пьесу и приз Великого Мастера. То есть всего шесть "Небьюл" в год. Так же с "Хьюго". Есть авторы, которые пользуются горячей любовью читателей, они получали "Хьюго" по 5–7 раз, но игнорируются критиками (например, Хайнлайн), другие получают неоднократно "Небьюлу" (например, Эллисон), есть и такие, кто умудрялся выигрывать обе позиции (например, Герберт). Так вот, Р. Брэдбери ни разу не получил никаких литпремий, если не считать крохотной премии журнала "Авиация и космонавтика" за статью. Это не значит, что Р. Брэдбери слаб, что переводить его не нужно, раз уж его усиленно насаждали в период застоя, но при нынешней перестройке надо давать и тех авторов, которыми зачитываются сами американцы. Долгие годы мы считали величайшим писателем Америки Говарда Фаста, потом его книги исчезли из библиотек, а величайшим писателем стал Теодор Драйзер… К чему привел подобный перекос? В наш век мгновенно распространяющейся информации мы все же узнаем, что по чем, и перестаем верить официальному слову. Книжники зачитываются Гарольдом Роббинсом, Шелдоном, Кингом, авторами далеко не первоклассными. Как только перевели фантастические романы Кинга "Мертвая зона" и "Воспламеняющая взглядом", цена на остальные его книги на черном рынке резко упала. Дескать, переводят, соблазнительной запретности нет. Долгие годы мы старательно выискивали авторов, "разоблачающих американскую действительность". Р. Брэдбери пришелся как нельзя кстати. Сейчас наступил долгожданный период перестройки, нам важнее не обмениваться ударами, а протянуть руки навстречу тем дружественным рукам, которые годами висят в воздухе. А таких рук немало. К примеру, рассказ Р. Хайнлайна "Сидите, джентльмены?". На Луне авария, трое в западне: двое американцев и русский. Ее берется ликвидировать русский ученый Конский, гигант, наделенный медвежьей силой. Не удается, и тогда он, жертвуя жизнью, отдает свой скафандр малогабаритному американцу, воздуха должно хватить в самом скафандре, чтобы добежать до станции и спастись… Русский и оставшийся американец продолжали бороться до последнего, затыкая пробоину местами, где спина теряет свое благородное название. Их все-таки спасли, отправили в госпиталь с обморожением и потерей крови. Разве вы против традиционного хэппи-энда? Кстати, Роберта Хайнлайна, многократного лауреата "Хьюго", еще ни разу не издавали в "Молодой гвардии". Ни в 27-томнике, где Брэдбери в нарушение правил был представлен не только отдельным томом, но и публикациями в двух других, ни в сборниках. А вот популярнейшая серия из многих книг (она же телесериал) под общим названием "Звездная дорога". Капитан, естественно, американец, но его лейтенант Чехов — русский. Этот русский отличается интеллектом, силой, отвагой, но не только… В рассказе "Беспощадные годы" экипаж заразился неизвестной болезнью, люди катастрофически быстро стареют и умирают. Все, кроме Чехова. Его подвергают всесторонним исследованиям, но ничего особенного не находят. Оказывается, в русской крови существует сильное противодействие всякой заразе. Из крови Чехова спешно делают сыворотку, спасают экипаж. Как видите, американцы нередко думают о нас лучше, чем мы не только о них, но даже о себе. Они считают, что мы в состоянии бороться с любой заразой. Они считают нас очень здоровыми. Они считают, что наше здоровье может спасти их самих. Так почему мы с ними так уж спорим? Фантастика фантастике рознь не только по художественным достоинствам. Позволю себе процитировать письмо в "Молодую гвардию" от 2 июня 1987 года Героя Социалистического Труда писателя Петра Проскурина: "В лучших своих произведениях фантасты ставят вопросы героического применительно к прошлому, настоящему и будущему нашего народа, всего человечества. Социально значимую и важную с этой точки зрения фантастику выпускает в последние полтора десятилетия именно "Молодая гвардия"… Не секрет, что именно фантастика героико-патриотического начала постоянно подвергается нападкам со стороны фантастов — сторонников абстрактно-развлекательного жанра". Подмечено очень точно. Да это и понятно, к сожалению. Что-то не видел, чтобы расхватывали пластинки с записью Героической симфонии Бетховена, произведениями Чайковского, Шостаковича, а поди достань диски с Майклом Джексоном; Самантой Фокс, Тиной Тюрнер! Нам всегда чего-нибудь бы попроще, полегче. Клянемся начинать новую жизнь с каждого Нового года, составляем режим дня, где есть место и зарядке, и музеям, и филармонии, но при малейшей возможности сползаем к простейшим развлечениям. Здесь, на беду, фантастика хороша, как никакой другой вид литературы. На улице Качалова возле дома 16, кроме немногих спекулянтов, толпятся эскаписты. Им не до героической или патриотической фантастики, ни до социальной. У них есть богатейший выбор англо-американской фантастики, где они, перевоплотившись в героев, получают способность читать мысли, жить вечно, строить и рушить королевства, спасать красавиц из лап драконов или мутантов, побивать магов, менять прошлое человечества по своему усмотрению, определять будущее Земли, строить планеты или даже вселенные простым мановением пальца… И очень своевременно звучат строки, которыми П. Проскурин закончил письмо: "…было бы весьма целесообразно выпустить десятитомную "Библиотеку фантастики "Молодой гвардии", куда вошли бы произведения за указанный выше период". То есть за последние полтора десятилетия, когда фантастика "Молодой гвардии" старалась пробудить читателя от духовной спячки, увести его из иллюзорных миров в наш — жестокий, несправедливый, неустроенный, но единственно реальный мир, в котором жать и нам, и нашим детям. Сегодня я видел, как в вагоне метро девушка дочитала книжечку фэнтези. Подняла глаза, обнаружила себя в нашем неустроенном мире, ее взгляд беспомощно заметался по вагону, начала читать надписи, схему метро, пытаясь убежать из реальности в придуманные миры. Такой фантастики "Молодая гвардия" не дает. Молодогвардейская фантастика целиком о нашем реальном мире, который надо улучшать, переделывать, ведь никуда от него не денешься, другого нет. Нет ни мудрых марсиан, ни зеленых человечков с НЛО, нет никого, кто взялся бы разрешить ваши проблемы. Придется нам самим. А и взялся бы… Разве не унизительно ждать, что "вот приедет барин, барин нас рассудит"? Сатира, как никакой другой жанр, чутко откликается на самые первые признаки заболевания общества. К примеру, двадцать лет назад один из персонажей повести Стругацких "Хищные вещи века", задыхаясь в некоем застойном обществе, мечтал как о спасении о "хорошей оккупационной армии". Не думаю, что это мнение самих Стругацких, но недавно услышал чудовищный рецепт решения наших больных проблем: "Надо объявить войну Штатам и тут же сдаться". Отсутствие демократии привело к такому опаснейшему явлению, как ложь во имя идеи. Глядя, как бесстыдно лгут в самых верхних эшелонах власти, многие писатели, да и не только писатели, начали лгать в ответ, считая это не ложью, а как бы тактическим маневром, военной хитростью и т. п. Возникли группки по интересам, а с ними и групповые интересы. Естественно, почти никогда не совпадающие с официальной линией полностью, ибо та линия менялась с каждой перестановкой в верхах, а группки консолидировались по "вечным" интересам. Мы вообще-то лгать стыдимся, откровенных демагогов презираем, но если надо заступиться за групповое, то в интересах дела можно допустить и подлог, и передергивание, и перевранные цитаты… Оправдываемся: для себя бы не стал, но во имя общих интересов… Примером таких "общих интересов" может служить публикация в журнале "В мире книг" (1987, № 10). Примечательно, что авторы все-таки пожелали скрыть свое имя. Вначале дано пространнейшее письмо некого "преподавателя Р. А.", выдаваемое за глас народа, а в другом месте стоит зловеще-скромное: "От редакции". Как будто мы из эпохи начинающейся гласности перенеслись… даже не в период застоя, а во времена куда более страшные! Кстати, подобная практика анонимности уже осуждена газетой "Правда". Но авторы статьи за славой не гонятся. Что ж, бывают случаи, когда авторство выпячивать неловко. Есть книги, которых стыдишься. Есть статьи, под которыми не хотелось бы подписываться. Даже сейчас, в эпоху начинающейся гласности и демократизации. Статья называется "Кто откроет шлагбаум на дороге в неведомое?". Анонимный преподаватель Р. А. после затянутого программного вступления предъявляет ряд обвинений фантастике издательства "Молодая гвардия". Приемы автора письма, пожелавшего скрыть свое имя, сильно попахивают прошлым. Не тем прошлым, которое стремимся сохранить. Перечисляя писателей, по которым в свое время "ударила критика", он патетически возмущается, что спустя годы их книги снова увидели свет. Люди грамотные знают, что между собой соперничали "Колокол" Герцена, "Современник", где главную роль играл Чернышевский, "Русское слово" Писарева. Они полемизировали, делали выпады, у каждого журнала был свой круг литераторов и читателей. Одни были заняты войной с Турцией или с кем-то еще, в литературную свару не совались. Не то время сейчас. Статьи рассчитаны как раз на то, что кто-то сверху вмешается и шарахнет противника а-а-агромадной дубиной, как было в застойные и дозастойные годы. Реабилитируй потом через десятки лет! Не-е-ет, надо быть поосторожнее в критике не только во имя гуманности, деликатности, интеллигентности. В письме "преподавателя Р. А." приведено четыре пункта обвинения молодогвардейских книг. Пункт первый: "Будущее. Земля — метрополия. Владея многочисленными космическими колониями, она рассылает своих эмиссаров для контроля состояния дел в этих колониях. Если контролер находит, что жители планеты, по его мнению, недостаточно счастливы, либо счастливы как-то не так, то незамедлительно вызывает войска с Земли. Устанавливается порядок. По мысли автора, это и есть коммунизм". Но нет в повести А. Дмитрука инопланетян, космических колоний, нет войск на Земле, нет военных десантов, нет эмиссаров. Есть научные полеты, есть координаторы этики, помогающие поселенцам в борьбе с непредвиденными трудностями. Пункт второй, третий, четвертый… Достается М. Пухову. Идея его рассказа "На перекрестке" из авторского сборника "Семя зла" перевернута, черное названо белым, белое черным. Во имя "высокой" цели в ход идут подлоги, передергивания, искажения цитат, извращение смысла и пр. Полноте! Настоящая критика этим не занимается. Как будто нельзя критиковать, не прибегая к подтасовкам? Как будто не критиковали даже таких гигантов (в сравнении с нашей хилой фантастикой), как Распутин, Рыбаков, Астафьев, Дудинцев, Белов, Гранин… Увы, по-честному критиковать надо уметь. Этому надо учиться. Для этого надо быть профессионалом или стремиться им стать. Овладевать методами честной борьбы, ведь любителя грязных приемов профессионалы стараются в свой клуб не принимать. Кстати, в этой анонимной статье как самый веский аргумент приводится мнение В. Ревича, "критика". Ни в одном из справочников СП его фамилии нет. Только познакомившись с ним по его немногим публикациям, понимаешь причину. Трудно набрать нужное количество публикаций для вступления в СП, постоянно подтасовывая факты, перевирая цитаты, искажая смысл разбираемых произведений. Да и не очень грамотного критика. Особенно яростно и последовательно В. Ревич атакует "историческую фантастику", то есть произведения, где действие происходит в Киевской Руси, у древних славян, на Куликовском поле и пр. В то же время В. Ревич не усомнился в праве американцев писать о начале своей истории (признаем вместе с американцами: довольно куцей!). Например, "Хороший индеец" Майка Рейнольдса, "Американская дуэль" Спрэг де Кампа и др. Ревича приводит в бешенство само упоминание русской истории, славного прошлого русского народа. Вот если бы фантаст обгадил прошлое славян, это В. Ревичу наверняка бы понравилось, но отозваться одобрительно — преступление. Тут же спешит навесить ярлык. Давайте перелистаем роман крупнейшего американского писателя Пола Андерсена "Танцовщица из Атлантиды". Андерсен обладатель и "Хьюго" и "Небьюла", причем неоднократно получал обе награды за одну вещь. Редчайший случай, когда мнения критиков и читателей сходятся. Итак, неведомый эксперимент в далеком будущем отдается эхом в прошлом. Американский архитектор Рид оказывается в глубокой древности. Вместе с ним в ловушку времени попадают двое мужчин и одна женщина. Вот один из мужчин: "Его конический шлем заканчивался остриём, на плечи и спину падало шитье из крохотнейших металлических колец. Кольчуга была из колец покрупнее, достигала коленей. Под кольчугой была чистая рубашка. На медном кованом поясе висел кинжал и кожаный кошелек. Голубого цвета брюки были заправлены в красные с зеленым сапоги. На нем были боевые кожаные рукавицы, на сапогах звенели шпоры. Он выглядел лет на тридцать, немыслимо широкоплечий и мускулистый. Лицо было круглолицее, курносое, усатое, с плотной золотой бородкой. На загорелом лице под желтыми бровями его крупные глаза были ослепляюще голубыми. Он ударил себя в широченную грудь и сказал: "Олег Владимирович из Новгорода" (с. 24). Кстати, множество реплик русского даны без перевода. Видимо, американцы как-то понимают их, как мы понимаем их ол райты, о'кэи, сенк ю и пр. Это и есть герой произведения. Купец, авантюрист, путешественник, умелый боец, инженер, строитель. Он быстрее схватывает смысл происходящего, в то время как американец все еще думает, что перед ним советский человек, пишет на песке крупными буквами "СССР", пытаясь установить контакт с этим загадочным русским. И еще одна цитата, пожалуй, последняя: "Олег оказался алмазными залежами информации. Рид теперь понял, что грубоватые манеры русского были большей частью обезоруживающей маской, укрывающей отточенный интеллект. Киевское государство не было трущобкой, как большинство западных государств. Восемь миллионов жили на территории такой же огромной, как все Соединенные Штаты к востоку от Миссисипи. Вся область, богато насыщенная минеральными ресурсами, умело разрабатывалась. Торговля с Византией была постоянной и широкомасштабной, обменивались не только изделиями, но также искусством, идеями. Высший класс русских, более капиталистический, чем феодальный, был грамотным, знакомым с происходящим как у себя дома, так и далеко за рубежом. Жили в домах с печами и застекленными окнами, ели золотыми и серебряными ложками, тарелки ставились только на узорные скатерти, еда обязательно включала деликатесы типа апельсинов, лимонов, сахара. Собаки никогда не забегали в дом, у каждой была собственная конура. За собаками и лошадьми обычно ухаживали венгры. Киев, в частности, был гостеприимным домом для дюжины национальностей, монархия была не деспотическая, ибо система правления давала столько свободы, что народные собрания, например в Новгороде, часто заканчивались схватками между партиями. Важный момент был в том, что Олег точно определил себя в пространстве и времени: восточный берег Днепра, начало июня, 1050 год". Добавим еще один важнейший момент: автор постоянно называет Киевское государство средневековым. На обложку даже вынесена крупная надпись: "Олег Владимирович явился из Новгорода средневековой Руси…" А ведь многие даже из отечественных историков упорно именуют тот период нашего государства первобытнообщинным, а более захудалые (трущобки, по Андерсену) западные государства — средневековыми. То есть, когда там уже наступили средние века, мы, русские, якобы только что слезли с дерева. У нас история едва начинается, значит, мы в культурном отношении куда ниже западных государств, нам самой историей предопределено стоять перед ними навытяжку, смотреть в рот и старательно учиться. А вот Полу Андерсену до лампочки споры историков, он называет кошку кошкой, а средние века средними веками. Для него показалось бы странным, что "трущобки" Франции и Англии переживают феодальный строй, а могучая и цветущая Русь оказалась бы на более низкой ступеньке развития. А с какой симпатией выписан русский купец? Он и воин, и дипломат, и многое-многое другое. Он успевает спасти американца от гибели. Словом, если бы снять фамилию "Андерсен" и "пер. с англ.", то автора обвинили бы не только в идеализации русской старины, но в вещах гораздо хуже. В ход пошли бы ярлыки "квасной патриотизм", "Россия — родина слонов", "великорусский шовинизм" и др. Кстати, роман опубликован в 1972 году, за год до подписания нашей страной Международной конвенции но охране авторских нрав. Роман можно переводить а любом издательстве, не спрашивая разрешения автора, не выплачивая ему гонорара. Напоминаю об этом потому, что критерием публикации зачастую является эта цифра — 1973. Я прошу прощения, что ссылаюсь на вещи, большей частью не переведенные на русский язык. Мне, как и вам, осточертели статьи, где авторы оценивают западную фантастику (как и всю литературу) по немногим субъективно недобранным переводам. Одни и те же примеры уныло кочуют из статьи в статью, от автора к автору. А так как переводов не густо, а сами авторы статей по-аглицки ни бэ, ни мэ, ни кукареку, то стоит ли удивляться убожеству примеров? Особенно забавно и грустно видеть, как с негодованием осуждают произведения автора, не видя их, не зная, не читавши… А потом, при очередной смене курса, те же авторы превозносят его как "прогрессивного гуманиста". К сожалению, опять же не читая. Приятным подарком любителям фантастики был 7-й номер "Книжного обозрения" за 12 февраля этого года. Весь он посвящен фантастике. От первой до последней страницы, если не считать обязательного для любого номера перечня вышедших за неделю книг. Примерно таким бы выглядеть печатному органу фантастов, о котором давно мечтают и любители фантастики, и писатели-профессионалы? Интервью с видными людьми, звездами жанра, художественные произведения, юмор, библиография, информашки, даже кроссворд… В этом номере спокойный тон, никакой ругани между группировками, нет оскорбительных ярлыков, обвинений, искаженных цитат… Прекрасный номер, который многие бережно сохранят, вместо того, чтобы поступить так, как поступают обычно с газетами. На первой странице дан знакомый рисунок из книги Г. Гуревича "Карта страны Фантазии" и краткое вступительное слово Стругацких. Примерно половину номера заняла публикация писем И. Ефремова, 3-я страница отдана под интервью с фантастом из ГДР Хейнером Ранком. Мы изголодались по любому упоминанию о фантастике, проглатываем все, но если по чести, то знают ли даже знатоки фантастики, кто таков Хейнер Ранк? Кто читал его книги? Может ли быть авторитетным мнение совершенно незнакомого человека? Если нужен был именно иностранец, то есть лауреаты высших премий, чьи книги даже на английском языке идут на черном рынке по 20–25 рублей: Дональдсон, Герберт, Мэй, Энтони, Фармер, Чалкер и др., если же нужен хорошо известный нам иностранец, то есть Шекли, Гаррисон, Андерсен, Хайнлайн, Азимов, Сильверберг, Пол, Лем, Несвадба и др. Согласитесь, к их мнению читатель прислушается больше. Не стоит забывать, что в нашей стране тоже есть фантасты. Их мнение авторитетнее никому не известного в нашей стране писателя. 6-я страница полностью отдана рассказу К. Саймака "Я весь внутри плачу". В предисловии к рассказу сказано: "…фантастика Саймака никогда не оставляет читателя равнодушным. Как и этот рассказ "Поток сознания" простенького глуповатого робота". Что верно, то верно. И робот глуповатый, и рассказ не лучше. А мог бы появиться хороший рассказ того же К. Саймака, хотя, естественно, не он является властителем дум американской фантастики. Есть даже милая рубрика "В двух словах о фантастике". О ней высказываются: Йозеф Несвадба (ЧССР), Еремей Парнов (СССР), С. Савицкая (СССР), Фредерик Пол (США), Алан Дин Фостер (США). В целом "Книжное обозрение" сделало большое и благородное дело. Конечно, хотелось бы, чтобы выступили именно писатели-фантасты, но это все же не журнал фантастов, а "КО", со своими специфическими чертами. Они и дали прекрасное обозрение: полный список "Библиотеки советской фантастики" за 20 лет, подробный обзор книг — лауреатов премии "Аэлита", перечислили книги, которые выйдут в этом году в девяти крупнейших издательствах страны, опубликовали "Примерное положение о клубах любителей фантастики", рассказали о двух КЛФ: черкасском и абаканском. Что еще? Фантастика — самый беспризорный вид литературы. Пока у нее не будет своего журнала, она будет пищать не своим голосом, зажатая в узкие рамки либо "приключенческой", либо "научной", либо какой-то еще. В журнале "Наука и жизнь" упор, естественно, делается на науку, а не на жизнь, в "Химии и жизни" вообще на химию, в "Технике-молодежи" — на технику и т. д., но не стоит делать вывод, что вся фантастика только техническая, химическая. Какая она, наша отечественная фантастика, мы до сих пор не знаем. Узнаем, когда появится печатный орган. Без химии, без географии. Только фантастика. Например, "Фантастика и жизнь". Парадоксально, что развитие фантастики тормозится даже под предлогом изучения на нее… спроса. Как будто не виден спрос, не видно предложение. Но у нас изучают спрос и на модную обувь, одежду, компьютеры, видеомаги… Возможно, в результате опроса окажется, что всего с избытком, готовы поделиться. А фантастику вообще подсократить. А что? Для кого-нибудь новость, что фантастике крылья урезали всегда первой? А возле магазина на Качалова спекулянты готовы за комиссионные пополнить вам личную библиотечку. Поскольку отечественной мизерно мало, то на английском большой выбор. Некий Артист специализируется на фэнтэзи, Жвачник — знаток приключенческой, а по вопросам сайнс фикшн лучше обращаться к Слону… Вот так. Чужой фантастики с чужими идеями у нас в стране столько, что возникает специализация. Но кто взялся бы читать на чужом языке, если бы вдоволь было книг на своем? У нашего идеологического противника не было гонений ни на генетику, ни на кибернетику, ни на фантастику. Как обстоят теперь дела с генетикой или кибернетикой, говорить не хочется, но такое же положение дел и в фантастике. Как ни говори о высоком идейном уровне наших произведений, но на черном рынке из рук рвут американскую фантастику. Не стоит пренебрежительно отмахиваться от рыночной оценки: книги Булгакова, Пастернака, Ахматовой, Цветаевой, Гумилева там котируется куда выше книг большинства нынешних лауреатов высших премий. Случайно ли? Раскройте газеты 30-40-х годов, какие имена, какие титулы! Гиганты литературы, гении. А где они теперь? Остался дворник Платонов. Его книги были популярны и тогда, и теперь, так что у рынка есть чутье на литературу, ее дутыми титулами не удивишь, роскошным супером не подкупишь. Мы взрослые люди, давайте же перестанем обманывать друг друга! И себя тоже. Большой ущерб нанесен уже тем, что читателю позволили изголодаться по фантастике. По любой. А изголодавшийся с жадностью ест все, не разбирая — вредно или не очень. А когда наконец-то наестся, вкус за это время может испортиться. Что это может случиться, видно по тем же видеотекам. Это прекрасная модель того, что человек выбирает сам, когда ему наконец-то дают возможность самому формировать свою библиотечку. Триллеры, фильмы ужасов, боевики, "порнуха"… Даже высоколобые, вкус у которых на достаточно высоком уровне, здесь не могут удержаться. Захожу к одному, другому, отводят глаза: "Это временно, пока собью охоту. А потом эту чушь сотрут, начнут записывать Феллини, Копполу…" Верю, но сомнение берет не напрасно. У одного видео-маг три года, у второго — четыре… Когда же начнут выбирать тщательнее? Грустно это говорить, но нашего многострадального читателя к формированию издательских планов теперь нужно подводить очень осторожненько. Когда по заявкам читателей запланировали дополнительные тиражи книг Высоцкого, Булгакова, Дудинцева, Пикуля — это здорово, но массовый читатель потребует фантастики попроще, поразвлекательнее! А фантастика должна хоть и очень мягко, ненавязчиво, но все же воспитывать, учить добру, бороться со злом, пропагандировать в человеке лучшее. Здесь приходится вернуться к началу разговора. Профессиональной критики нет. Абсолютно. А полуграмотные любительские статьи, дискуссии с привлечением далеких от фантастики людей наносят только вред. Не нужно спрашивать и публиковать мнение о фантастике известнейшего ученого, лауреата всех высших премий. Не нужно тревожить вопросом о фантастике знатную доярку, летчика-космонавта, рабочего-новатора. Они ведь не спрашивают нас, как доить, летать, точить? Тем более недопустимо использовать их определение фантастики как аргумент в спорах. Фантастике позарез необходимы профессионалы не машинной дойки, а профессионалы фантастики. Такие же, какие скромно и в большом количестве трудятся на всех остальных участках литературы. Они возьмут на себя нелегкую-задачу следить за тем, чтобы фантастика по-прежнему несла в себе основную задачу литературы: формирование человека. В этом должна взять на себя основную нагрузку опять же "Молодая гвардия". Практически только здесь продолжают мужественно выпускать полноценную в идейно-художественном значении фантастику, которую П. Проскурин назвал "героико-патриотической". Теперь же "Молодой гвардии" надо бы позаботиться и о создании большого отряда профессиональных критиков фантастики. Повторяю: отсутствие профессионалов на этом поле не просто грустно. Не просто малость тревожно. Это опасно.