Шрифт:
Над волнами возвышаются всадники — старый Рэт, которого Костя обзывал Рэмом и чуть не сделал покойником, и его внук Грандсон, шестнадцатилетний, почти взрослый парень, любящий лошадей.
А что маме представилось, не знаю. Но мама вдруг говорит:
— Надо бы и вас вывести на природу. Баранов не обещаю, но свежий воздух, парное молочко…
Папа перебивает:
— Мы же им только на август путёвки взяли. Забыла? И потом, в лагере нет парного молока. Это же целое стадо нужно, чтобы всех напоить.
Мама в ответ:
— Да я не про лагерь. Мне тут небольшая командировка предстоит, дня на четыре. В Собакино, в опытное хозяйство. Хочу сама проверить автоматическую линию.
Папа уточняет:
— Так ты, что, едешь в командировку?
Мама кивает:
— Ну да… — как виноватая. — Их, — говорит, — наверно, тоже с собой возьму. Сам говоришь, я ими не занимаюсь…
Папа бы предпочёл, чтобы мама занималась нами дома. И чтобы он тоже нами занимался. Чтобы никто никуда не уезжал.
Он спрашивает — как будто с надеждой:
— Кто вас троих там ждёт? Кто их поселит в общежитие с тобой?
Их — это нас, понятно. Они говорят о нас так, точно нас здесь нет. Так бывает — особенно когда они сердятся друг на друга.
Мама доказывает ему:
— Так мы не в общежитие пойдём! Снимем угол у какой-нибудь бабули, в том же Собакине…
Ясно, что мама поедет в командировку в любом случае. С нами или без нас.
Она часто говорит, что прежний начальник отдела, тот, который был до неё, работу запустил. И ей теперь приходится самой всё разгребать. На неё всё навалилось. Сколько мы слышали от неё:
— Думаете, мне интересно — с бумагами? Я лучше бы, как Костя, гуляла по Интернету!
Зачем было становиться начальником, если на тебя при этом всё наваливается?
Я спрашиваю:
— Мама, а мы с тобой всё разгребать поедем?
Мама кивает:
— Ну, да, именно…
Тут папа улыбается мне.
И мама тогда — папе:
— Как думаешь, ведь ничего, если я съезжу вместе с ними?
Папа снова хмурится. Но говорит:
— Наверно, ничего. Они ведь ещё не были в деревне.
Мама радуется, что он согласился. И начинает зачем-то снова доказывать ему, что это — и вправду ничего.
— Всего-то, — говорит, — четыре дня! Я на работе буду, а они станут гулять, воздухом дышать… Может, с ребятишками там познакомятся, увидят, как люди живут в других местах, не в городе…
И нам кивает:
— Хватит торчать дома. Июнь, считай, пролетел, а вы ещё нигде не были!
Мы были не против, только жалко было, что папа с нами не поедет. Его не отправляют в командировки. Он уже давно — начальник отдела, и ему ничего не надо разгребать. И отпуск у него ещё не скоро.
Но он повздыхал, подумал и сказал, что это — хорошая идея.
— Всё правильно. Хотя бы от компьютера Костя оторвётся, — говорит.
И верно, компьютер ведь не потащишь с собой. Костя бы и готов, да знает — ему не разрешат!
Молчал, молчал он. Видно, представлял, что станет делать без компьютера четыре дня. И вдруг спрашивает:
— А почему мы будем жить в Собакино? Давайте лучше в Липовке, где Макар…
Я подумала: охота же маме будет каждый день ходить в Собакино, за шесть километров!
А мама вдруг согласилась:
— Ладно, давайте попробуем устроиться в Липовке.
Кто никогда не спал на сеновале
Папа ещё сказал:
— Как будто это проще простого — устроиться!
Но оказалось и впрямь — проще простого.
Мама назавтра приходит и говорит: кто-то в институте познакомил её с какой-то тётей Наташей. Так она — родом из той самой Липовки! А её мама и сейчас там живёт. Маму зовут Анной Ивановной.
И наша мама вместе с тётей Наташей уже звонили ей. Спрашивали, не знает ли она, кто может на квартиру нас принять.
А та ответила, что и сама нас примет с удовольствием. Всё, говорит, будет веселее! И молока парного у неё дома сколько хочешь. А в саду ягода осыпается, руки не доходят до неё. Так что вся наша будет, если приедем.
Мы обрадовались, что всё так легко решилось. Костя уточняет у мамы:
— А сеновал есть у нее? У этой Анны Ивановны? А то я хочу ночевать на сеновале!
Я тоже слышала, как хорошо спать в деревне на сеновале, в душистом сене.
Даже стихи такие есть:
Кто никогда не спал на сеновале, Вы тра-та та-та что-то потеряли…