В российской исторической науке варяжский, или норманнский, вопрос занимает особое место. Он неразрывно связан с вопросом: «Как было основано Древнерусское государство?», волнующим тех, кто интересуется прошлым своего Отечества. Вне научных кругов эту проблему зачастую сводят к почти трехсотлетнему неутихающему спору, начавшемуся в XVIIІ веке, между норманистами и антинорманистами. М. Серяков, на основе комплексного анализа накопленного архивного и археологического материала, рассматривает основные аргументы представителей обеих исторических школ и определяет действительную этническую природу призванных на Русь в 862 г. князей и их дружин. В книге также показываются подлинные причины существования норманнской теории и обуславливающих его идеологических представлений. Книга будет интересна как историкам, так и широкому кругу читателей, интересующихся вопросом происхождения русской государственности.
ВСТУПЛЕНИЕ
«И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги зовутся русью, как другие зовутся шведы, другие же — норвежцы и англы, а еще иные готы — так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли. И сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой — Синеус, — на Белом озере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля». Это лаконичное известие, помещенное в отечественной Повести временных лет (далее — ПВЛ) под 862 г., породило трехвековой спор. Кем была эта варяжская Русь и как возникло само название нашего народа? Однозначного ответа на эти вопросы летопись не дает, и, в силу этого, в научной среде по этой проблеме высказывались самые разнообразные мнения. Сторонники одного направления, получившие название норманистов, считают, что термин Русь имеет скандинавское происхождения и тем или иным путем был принесен восточным славянам скандинавами, с которыми они отождествляют летописных варягов. Их противники — антинорманисты — настаивают на том, что название это не было заимствовано извне, а имеет исконно славянское происхождение, а варяги были западными славянами. Спор этот начался еще во времена М.В. Ломоносова и продолжается до сих пор. Сама длительность этой дискуссии указывает на то, что у каждой из сторон есть свои сильные и слабые стороны, препятствующие окончательной победе той или иной точки зрения. В нашу задачу не входит прослеживание всех перепетий этой борьбы на протяжении столетий — она достаточно подробно освещена в обстоятельном исследовании В.В. Фомина «Варяги и Варяжская Русь», с которым может ознакомиться любой желающий. Помимо этих двух основных направлений, прочно укоренившихся в отечественной науке, выдвигались и продолжают выдвигаться другие гипотезы, диапазон которых весьма широк: от полного отрицания достоверности приведенного выше летописного текста до более чем экзотических предположений. Поскольку ни одна из этих периферийных гипотез по своей обоснованности не может сравниться с предположениями о славянском и скандинавском происхождении варяжской Руси, данная книга будет посвящена сопоставлению аргументов этих двух основных направлений.
Норманисты активно внедряют в общественное сознание мысль, что только их понимание древнерусской истории является объективным и подлинно научным, а их оппоненты руководствуются не строгими научными фактами, а ущемленным чувством национальной гордости. Как подчеркивал И.Е. Забелин, подобная практика использовалась норманистами с самого начала: «Шлецер, горячо прогоняя все несогласное с его идеями о скандинавстве Руси, так запугал не-ученостью всякое противоположное мнение, что даже и немецкие ученые страшились поднимать с ним спор»{1}. Однако точно такая же практика, как констатирует сам принадлежащий к лагерю норманистов А.В. Назаренко, практикуется его единомышленниками и в начале XXI в.: «Всякое уклонение от этимологии др.-русск. русь < др.-сканд. roths- “гребной, имеющий отношение к гребным судам” карается отлучением от науки»{2}. Сама эта мысль в разных интерпретациях часто встречается в трудах современных норманистов. «Как и в XVIII, так и в XIX и XX вв. антинорманизм (как, впрочем, и крайние, “экстремистские” версии норманизма…) основывались на вненаучных, идейнополитических побуждениях»{3}.
Однако занимавшийся историей дискуссии представителей обеих направлений Л.С. Клейн был вынужден отметить точно такие же побуждения и у своих предшественников. Уже основоположники норманизма в нашей стране Байер, Миллер и Шлецер, которых Л.С. Клейн ошибочно считал основоположниками этой гипотезы вообще, привезли с собой «свои националистические предрассудки — убеждение в превосходстве немецкого народа над другими, высокомерное пренебрежение к русским людям». Говоря о датском профессоре В. Томсене, которого его последователи явно не причисляют к числу «экстремистов», он отметил: «Кстати, любопытно, что именно упрек в националистической профанации науки В. Томсен бросил своим противникам, заявив, что антинорманисты руководствуются в своих исследованиях не требованиями науки, а исключительно патриотизмом. Может быть, это и прозвучало бы красиво, если бы исходило от испанца, японца или папуаса, но никак не от скандинава — потомка норманнов»{4}. Таким образом, даже виднейшие светила норманизма, как это признают их последователи, «основывались на вненаучных, идейно-политических побуждениях», а их обвинения в этом своих оппонентов сильно напоминают попытку вора отвести от себя подозрение криком: «Держи вора!» В психологии подобное перенесение на другого человека не признаваемых у себя черт личности называется проекцией.
Не скупясь на похвалы своему ученику Г. Лебедеву, Л.С. Клейн пишет: «Так, еще студентом он был одним из основных участников Варяжской дискуссии 1965 г., положившей в советское время начало открытому обсуждению роли норманнов в русской истории с позиций объективности. (…) Этот семинар, по оценке историографов (А.А. Формозов и сам Лебедев), возник в ходе борьбы шестидесятников за правду в исторической науке и сложился как очаг оппозиции официальной советской идеологии. Норманнский вопрос был одним из пунктов столкновения свободомыслия с псевдопатриотическими догмами»{5}. Поскольку организатором и идейным вдохновителем семинара был сам Л.С. Клейн, то щедро расточаемые им Г. Лебедеву похвалы в равной степени относятся и к нему самому. О маскировке собственных норманистских убеждений и своей роли в изменении восприятия этой проблемы данный автор пишет так: «А так я сумел изложить некоторую их часть сразу, другие — потом, все более полно, и сохранил возможность воспитать в своем семинаре целую плеяду молодых исследователей, преданных принципам объективной науки, ученых, которые немало потрудились на этом поприще, изменив атмосферу в исследовании этой проблемы»{6}. Практически то же самое пишет и сам Г. Лебедев: «Работа Семинара началась в 1964 г. после спецкурса Л.С. Клейна “Археология и варяжский вопрос”… “славистами” стали в дальнейшем не все, но все осваивали “пурификационный подход”, принципы интеллектуальной честности и последовательной процедуры исследования…»{7}Посмотрим, насколько эти утверждения об «интеллектуальной честности» в «борьбе шестидесятников за правду в исторической науке» соответствуют действительности. Чтобы оценить аргументы сторон, нам необходимо обратиться к основным источникам, в которых речь идет о происхождении руси.
Глава 1.
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ТРАДИЦИЯ О ПРОИСХОЖДЕНИИ РУСИ
Основным источником, из которого мы черпаем сведения о происхождении руси, оказавшим решающее влияние на все остальные отечественные летописи, является уже упоминавшаяся ПВЛ. Уже с самого начала ее автор искусственно вписывал историю своей страны в библейское предание о разделении между собой земли тремя сыновьями Ноя. Иафету, одному из его сыновей, достались северные и западные страны, и, перечисляя их, летописец впервые упоминает русы «В Иафетовой же части обитает русь, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочьская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Поляки же и пруссы, и чудь сидят близ моря Варяжского. По этому же морю седят варяги: отсюда к востоку — до предела Симова, сидят по тому же морю и к западу — до земли Английской и Волошской. Потомство Иафета также: варяги, шведы, норвежцы, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы…»{8} Уже это, самое первое упоминание в летописи руси вызывает ощущение некоторой двойственности: если в первом предложении русь упомянута вместе с финно-угорскими и балтскими племенами Восточной Европы, то уже через два предложения она перечисляется вместе с народами, проживающими в Северной, Центральной и Западной Европе.
В этом втором списке русь помещается между готами, жителями острова Готланд, и англами, которые до своего переселения на территорию современной Англии в IV–V вв. жили на территории нынешней Дании и пограничной с ней области Германии. Память об их пребывании оставила весьма устойчивый след в этом скандинавском государстве. Первый датский летописец Саксон Грамматик во вступлении к своему труду называет Дана и Ангеля, детей Хумбля, прародителями данов. А.Г. Кузьмин отмечал, что «“Англией” называет англосаксонский король Альфред (871–901) пограничную с землями славян часть Ютландии, и это название удерживалось за ней вплоть до XIX в.»{9}. До сих пор сохранилось и название Ангельн (нем. Angeln, лат. Anglia) — местности на северо-востоке федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн на границе между современными ФРГ и Данией.
Интересно отметить, что подобная двойная локализация Руси в основных своих чертах совпадает с описанием расположения варягов, данной летописцем между двумя только что рассмотренными предложениями. На западе варяги граничат с той же землей англов, а на востоке «седят… до предела Симова». В самом начале своего труда к их числу летописец отнес Персию, Вавилон, Сирию и Финикию, но, судя по всему, в данном контексте он имел в виду не их, а более гораздо более близкие к Руси исламские народы, живущие на Волге и около Каспийского моря, которые он чуть ниже также упоминает в связи с этим «жребием»: «А Двина из того же леса (Оковского. — М.С.) течет и идет к северу, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Поэтому из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и на восток пройти в удел Сима, а по Двине — к варягам, а от варягов до Рима…»{10} Летописец подчеркивает, что находящийся на территории Руси Оковский лес является связующим звеном для двух речных систем, по одной из которых можно попасть к варягам, а по второй — в «жребий Симов». Логика летописца становится окончательно понятна, когда в статье 1096 г. он увязывает происхождение волжских булгар и хвалис с персонажами из Ветхого Завета, обосновывая тем самым их отнесение к «жребию Симову»: «Сыны ведь Моава — хвалисы, а сыны Амона — болгары… Поэтому хвалисы и болгары происходят от дочерей Лота, зачавших от отца своего, потому и нечисто племя их»{11}. Интенсивность торговли варягов с волжскими народами была столь велика, что выдающийся хорезмский ученый ал-Бируни (973–1048) даже писал, что Варяжское море, которое он считал заливом Океана, доходит непосредственно до булгар: «На севере страны славян от него (Океана. — М.С) отходит большой залив вблизи страны булгар-мусульман, этот залив известен под названием Варяжского моря; варяги — это народ, живущий на его берегу»{12}. Как показал Д.Е. Мишин, Варяжское море было известно мусульманским авторам уже в первые десятилетия X в.{13} Поскольку ПВЛ постоянно называет Балтийское море Варяжским и под этим же названием оно было известно и в исламском мире, данное обстоятельство недвусмысленно указывает, кто в интересующую нас эпоху был доминирующей силой на Балтийском море, по берегам которого жили многие другие народы.
Отмеченная заморская локализация руси сохраняется в летописи и дальше. Под 859–862 гг. летописец сообщает: «Варяги, приходя из-за моря, взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с веси, и с кривичей. (…) В год 862. И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сами решили: “Поищем сами себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги зовутся русью, как другие зовутся шведы, другие же — норвежцы и англы, а еще иные готы — так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли. И сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой — Синеус, — на Белом озере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы суть люди от рода варяжского, а прежде были словене»{14}. Мысль о тождестве варягов и руси присутствует в летописи и дальше, при описании заключения договора с Византией в 945 г.: «А христиан русских водили к роте в церкови святого Ильи… это была соборная церковь, так как много было христиан среди варягов»{15}.