Ебя Валю Антикваррр и почти автоматически лаская ее тощее тельце, Клочкед размышлял. Он не мог понять, почему винт всегда разный? Ведь винтовар делает всегда одно и тоже. Пропорция пороха и стендаля тоже одна. Так отчего действие апера раз от разу отличается?

Не найдя удобоваримого объяснения, Клочкед почувствовал, что скоро кончит. Валя Антикваррр яростно извивалась под ним, очевидно, тоже чего-то предчувствуя. Клочкеду стоило некоторого труда удерживать хуй в пизде корчащейся девушки. Через несколько мгновений они в унисон закричали:

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — Одновременно донеслось из соседней комнаты.

Некоторое время тела Клочкеда и Вали Антикваррр содрогались в оргиастических конвульсиях, смешанных с непонятно откуда подступившим приходом.

Был лишь мрак, наполненный вселенским кайфом. Этот кайф распирал грудь, стремясь высвободиться из хрупкой и тесной оболочки человеческого тела. Эйфория, как волна цунами, как взрыв вулкана, как рождение сверхновой звезды, поглотила плоть и разум Клочкеда.

«Наверное, такой же эффект у золотой вмазки…» — Подумал Клочкед и вдруг понял, что осознает себя.

Он, обнявшись с Валей Антикваррр, парил в воздухе. Цвета обстановки резали глаза своей неестественной яркостью, как при передозе.

Он попытался оглядеться и понял, что он, не вынимая хуя из пизды Вали Антикваррр, висит вместе с ней над двумя бездыханными телами.

«Мы умерли?» — Возник вопрос. И тут же пришел ответ: «Пока нет…»

Кайф продолжался. Клочкед вдруг ощутил такую свободу, какой не ощущал со времен первой ширки. Тогда было почти то же, но не так.

С гиканьем Клочкед, прижимая к себе визжащую Валю Антикваррр, устремился вверх, пропуская сквозь призрачное тело межэтажные перекрытия. Они вылетели на воздух. Снизу виднелись прозрачные дома, в одном из которых барахтались Шантор Червиц и Генриетта Широкеззз.

Силой мысли Клочкед выдернул их к себе.

— Смотри, что твой раствор наделал! — Весело закричал Клочкед, выписывая фигуры высшего пилотажа.

Шантор Червиц, поджав ноги, со страхом взирал на проносящегося мимо него наркомана. Шантор Червиц с детства боялся высоты. Генриетта Широкеззз напротив, высоты не боялась, но у нее был страх открытого пространства.

— Нет, мы домой. — Сказал Шантор Червиц и исчез вместе с Генриеттой Широкеззз.

— Ну и хуй с вами! — Расхохотался им вдогонку Клочкед. — Полетели!

Они перенеслись на Луну, побродили там, среди ошалевших от их внезапного появления каких-то инопланетян различных форм и раскрасок. На Марсе они поплавали в подмарсовых морях, распихивая локтями бугристых шарообразных хищников и рыборастения. В Юпитер они нырнули через Красное пятно, но там, в воздухе плавала какая-то муть и ничего не было видно.

Клочкед хотел посетить вообще все планеты, которые знал, но вдруг что-то повлекло его и он, вместе с Валей Антикваррр, очнулся.

— Это в натуре было, или глюк? — Осоловело оглядывалась наркоманка.

— Не знаю. — Поднял брови Клочкед. — Ты чего видела?

— А-а-а, бля! — Раздался голос Шантора Червица, — Очухались, путешественнички ебаные!

— Хуй ли ты материшься?! — Возмутился Клочкед, не меняя положения.

— Кто тебя, мудака, просил меня в воздух вытягивать?! Я, бля, высоты боюсь. Я, понимаешь, ебусь себе, никого не трогаю, а тут ты!

— Так это что, не глюк? — Глаза Вали Антикваррр расширились до крайних пределов возможного их выпучивания.

— Глюк, не глюк, какая на хуй разница, если все одинаково видят?! — Выплевывая каждый звук, пролаял Шантор Червиц, — А ты-то, бля, тоже мне, шировой! Вышел из тела, других не тягай! Может им это не в кайф. Обломщик!

И Шантор Червиц вышел, хлопнув дверью.

Насквозь прширяные руки тянутся к баклажке с винтом. Я вижу, как они придвигают ее, берут ширу, сажают на нее пырялку, мотают петуха. Сдерживая тремор, они выбирают дозняк, и я знаю, что будет дальше.

Ведь это мои руки.

Сейчас одна из них перетянет другую, и будет долго ковыряться в ней струной, пытаясь воткнуть ее в вечно ускользающий бегунок. Канатов и простых веревок уже давно не осталось, а оставшиеся затромбились и не дают контроля.

Контроль, его поиски — это сущее наказание для винтового. Винт нельзя ширять под шкуру или в мышцу, как это делают безвеняковые опиушники. Винт надо мазать только в вену. Иначе — фуфляк, который не рассасывается неделями. Иначе — жуткая боль, от которой сводит все оставшиеся вены. Иначе — таска без прихода, который так нужен винтовому, ради которого некоторые и ширяются, не въезжая в кайфовость длительной прухи.