— Ты готов умереть, деревня? — прошипел высокий. Толстячок пытался отдышаться. И как он меня убивать будет? Если просто прогулка быстрым шагом — уже вызывает у него одышку?

Либо постарается уплющить тушкой, либо рассчитывает, что драться не придется. А зря.

— Я надеюсь, господа вы оставили завещание? — учтиво осведомился я. — Вас, неизвестный сударь с интересными друзьями, это уже не касается, я не намерен давать вам отсрочку, а вот у вашего обширного приятеля есть еще пара минут, чтобы написать свою последнюю волю. Коротенько так.

— Я Рональд Бернард Муэрлат! Виконт Муэрлат, ты, деревня! И я вызываю тебя на поединок — здесь и сейчас! Немедленно!!!

Я оскалился.

— А я — Александр Леонард Раденор. Можете называть меня просто — Ваше Высочество, виконт Мурло… А ваш друг?

— Я — маркиз Тирнен, Ваше Высочество, — как-то сдулся 'шарик'. — Эдуард Мишель Тирнен.

Имя моей матери — и этот толстяк!?

Рене едва сдерживал ехидный оскал. Еще бы. Одно дело позадирать и убить провинциального дворянчика. Другое — принца.

— Смерти не важны имена, — я продолжал улыбаться. Перстень, помогающий поддерживать самоконтроль и, соответственно, оставаться в человеческом облике, все сильнее нагревался на пальце. Почти обжигал. Спокойно, Алекс. Сейчас ты просто убьешь их — и все будет хорошо. Я посильнее прикусил раздвоенный язык, чтобы не вылез не ко времени.

Уговоры помогли. Я медленно вытащил клинок из ножен. Отстегнул их и положил на землю радом с собой. Рональд отшвырнул ножны прямо мне в лицо. Я ловко отбил их так, что на землю упали две половинки когда-то роскошного украшения. Да. Именно украшения. Назвать это — оружием было насмешкой.

На ножнах, да и на его мече было столько золота и драгоценных камней, что хотелось назвать все это 'сорочьей радостью'. Даже по лезвию меча шла гравировка из золота. А эфес какая-нибудь красотка могла бы носить вместо здоровущей броши.

Мой клинок был намного проще. На нем вообще не было ни единой золотой или серебряной искорки. Серый матовый металл, акулья кожа на рукояти. Но я спокойно разрубал им кольчугу. И клинок после этого оставался таким же острым, почти без щербинок.

Сам поединок длился не больше двадцати секунд.

Рене, Ральф и Леонид встали треугольником. А в центре расположились мы с Рональдом. Рональд сделал резкий прямой выпад в мою сторону. Но я видел уже по стойке — его учили фехтовать в красивой кирненской школе. В которой много времени уделяется изяществу поз — и очень мало — функциональности.

Меня учил фехтовать Анри. Учил Рене. И учили меня — убивать. Я не стал парировать выпад. Смешно. Зачем?

Я просто сместился на шаг в сторону и вперед — и молниеносно чиркнул самым кончиком меча по шее противника, растянувшись в низкой стойке. И — отпрянул в сторону. Получать от Марты выговор за испорченный камзол вовсе не хотелось. А ранение было… грязным. Кровь лилась несколько секунд, а Рональд старался зажать горло ладонями.

Не помогло.

Я мог бы с точностью до секунды сказать, когда он умер. Дар некроманта.

Толстячок стал белее мела. Но отказаться от поединка он не мог. Тогда я имел право убить его на месте, как труса. Или за меня эту работу сделали бы секунданты. И Эдуард Мишель Тирнен прекрасно это понимал. Он отстегнул от пояса ножны, вытащил меч, аккуратно положил ножны на камни площадки… Он так отчаянно трусил, что меня пробрала брезгливость. Убивать такое? Все равно, что мечом убирать навоз.

Но кто-то и чем-то ведь должен?

Этот навоз уберу я.

Толстячок не нападал первым. И я сделал шаг вперед. Осторожно. Очень осторожно.

— Запомни, Алекс, трусливые твари самые ядовитые…

Если бы не Шон, я бы пропустил молниеносный двойной выпад толстячка. Правой рукой он взмахнул мечом. А левой просто попытался задеть меня. Легонечко, наотмашь…

Но не просто же так он носит на левой руке всего один здоровущий перстень?

У полудемонов чувствительное обоняние. Запах яда я почувствовал в тот самый момент, когда из перстня выскользнула иголка. Ах вот как! Отравить противника — и зарубить, когда он потеряет силы!?

Мразь!

Я резко увернулся. И еще от одного неуклюжего удара. А толстячка неплохо учили. Такая нарочитая неловкость — и как бы балансирование левой рукой, которой он беспомощно размахивает в воздухе…

Все равно ему это не помогло.

Я подловил его на очередном замахе. Косой удар справа направлен мне в ноги. Я легко взвиваюсь в высоком прыжке — и уже оттуда отрубаю толстячку левую ручонку.

Раздается дикий крик.

И Эдуард оседает на камешки, которыми вымощен двор.