Собрание стихотворений

Аннотация
Сергей Маковский (1877–1962) — русский поэт Серебряного века и «первой волны» эмиграции, художественный критик и организатор художественных выставок, издатель. Автор девяти поэтических книг, восемь из которых вышли в эмиграции. В стихах Маковского с похвалой отмечали их традиционализм, чуждость экспериментаторским увлечениям, подчеркивали, что Маковский «трезвенно-мудро и с великой благодарностью принимает жизнь»; в то же время констатировали и определенную ограниченность его поэтического дарования: «…при всей его талантливости Маковскому чего-то не хватало, чтобы его стихи стали подлинной поэзией. У него был вкус, большие версификаторские способности, но над его поэтическим творчеством всегда ощущался налет риторики». Данное собрание стихотворений состоит из двух разделов: «Собрание стихов. Книга первая», полностью воспроизводящий первый сборник стихов поэта (1905). Во втором разделе («Стихотворения разных лет») помещены стихотворения эмигрантского периода творчества Сергея Маковского, разысканные составителем в периодике русского зарубежья, антологиях, а также в сети Интернет. Орфография и пунктуация в основном приведены в соответствие с нормами современного русского языка.  

Мой скорбный дух навеки одинок, как горный снег, как снег вершин безвестных. Но жжет снега огонь лучей небесных, горячий луч мое безмолвье жег и плакал я. И дух мой с гор чудесных стремился вниз, в долины звучных строк, и замирал в оковах ритмов тесных, как в берегах низверженный поток. О, если б все снега моих видений, все проблески рассветных озарений, и всю печаль холодных дум моих — я мог излить в один поток созвучий, в один сонет ласкательно-певучий, в одну мольбу, в один могучий стих! Бывает полумрак задумчиво-ленивый… Усталый летний день давно-давно затих и, призывая ночь, как путник молчаливый грустит. Но медлит тьма. И в сумерках немых рождаются миры. И сердце чует их… Тогда владеют мной забытые порывы, мне снятся призраки, мне слышатся призывы невнятных голосов, знакомых и чужих. Они поют душе о чем-то вечно-дальнем, о чем-то дорогом, безгрешном и печальном, и волны смутных дум несутся им во след. Зачем? Для этих дум и образов незримых, для этих полугрез, умом непостижимых, у сердца нет речей, у песни звуков нет. Певцу любви измена не страшна. Ее в груди недолго он хоронит, и, жалких слез, скорбя, он не уронит. Иная скорбь судьбой ему дана. Пускай душа обманутая стонет, ревнивых дум и ужаса полна: миг творчества тоску любви прогонит, нездешним сном заменится она. Тогда к нему придут из отдалений, придут с мольбой обманутые тени. И в глубине страданья своего он не свои почувствует страданья, и зазвучат в словах его признанья — рыданья всех, любивших до него. Два демона во мне, два страшных судии. Суров их приговор, их речи дивно-строги. И требует один: чего ты ждешь? Смотри: в долинах долгий мрак. В тебе огонь. Гори. Ты знаешь, люди злы, безумны и убоги: грозой любви и мук очисти их тревоги, в толпу ничтожных слов — о, пусть слова твои, ворвутся, сильные как пламенные боги! Но шепчет мне другой печальный дух: зачем кощунственной толпе нести дары страданья? Забудь слова людей. Неслышимый никем, стыдясь любви земной, люби свои молчанья. О, будь царем вершин — и холоден, и нем, как горные снега, как звездные мерцанья… Вдоль озера мы шли в вечерний час. Равнина вод дымилась и мерцала, и черный лес недвижно отражала у берегов. Ты помнишь, мимо нас беззвучно лебедь плыл… В лучах опала пурпурный край зари устало гас. И в дымной вышине звезда сияла, как в жемчуге сверкающий алмаз. И было все так смутно, точно в сказке: наш путь, леса, и призрачные краски несмелых туч. И замок на холме казался тоже призраком несмелым. И лебедь плыл, виденьем нежно-белым, над озером, в прозрачной полутьме. В ущелье скал, среди угрюмых гор, томился ты, страдалец дерзновенный. Во тьме вещал твой ужас вдохновенный, и небесам грозил твой приговор. Свершился рок. Он умер — Зевс надменный. Ты победил. Но отчего с тех пор не легче нам? Ужели твой позор не искупил гордыни нашей пленной? Поведай нам, каких мы ждем чудес? Зачем глядим в пустынный мрак небес? И ты солгал, титан богоподобный! Мы не смогли страданий превозмочь. Века прошли. Кругом все та же ночь, и мучит нашу грудь все тот же коршун злобный. Не спрашивай, о чем волна морская поет, шумя на берегу немом, и отчего в безмолвии ночном звезда небес горит, не угасая. Не спрашивай. Люби, не понимая. Любовь — печаль. В неведеньи земном — предчувствие о веденьи ином, в земной тоске — отрада неземная. И если б ведал ты, о чем волна на берегу поет неутомимо, и отчего звездами ночь хранима, и если б знал, зачем обречена душа твоя в неведеньи томиться, не мог бы ты ни верить, ни молиться. Опять усталый блеск лучистого сапфира померк на небесах. Живую бездну мира дыханье вечности разверзло надо мной. И глубина моя со звездной глубиной слилась в одну печаль… О, страшный храм эфира! Пустынный омут тьмы! К тебе влекусь мечтой — в тиши моей поет о тайне неземной вселенской тишины таинственная лира. Во всем — единый бред, единый мрак — везде. Мне жутко. Я молюсь. И от звезды к звезде, от солнца к солнцу, в высь, в надмирные обрывы — туда, где нет ни звезд, ни мрака, ничего, стремят мой пленный дух безмерные порывы… О, Боже! Защити от неба Твоего!