— Компанеевка… — медленно произнес он — Компанеевка, вы говорите?

— Да, Компанеевка. Вы приехали на платформе под танком… Помните? Вы — Алексей Очеретин, да?

И тут я впервые посмотрел на его руку с татуировкой. Он проследил мой взгляд, поднял руку и ладонью провел по щеке.

— Я был радистом в штабе батальона. Вы при мне рассказывали свою историю полковнику Шевченко. Про лагерь, про свою жизнь, про то, как ехали под танком…

Он поглубже уселся на стул и посмотрел куда-то в сторону, мимо меня.

— Компанеевка… — повторил он и вдруг улыбнулся так же, как там, в коридоре. — А вы знаете, ведь я никогда не был в этой вашей Компанеевке. И воевал совсем в других местах. На танках воевал, да. Только в Белоруссии. И я не Алексей Очеретин…

— Разве вашим батальоном командовал не полковник Шевченко?

— Нет, — сказал он. — Я не знаю никакого полковника Шевченко. Вы ошиблись.

— Простите, — сказал я, поднимаясь с кресла. — Понимаете, так хочется отыскать кого-нибудь из однополчан… Ребят из того времени. За тридцать лет я нашел только двух. Мне показалось, что вы…

— Бывает, — сказал он. — Я тоже не могу найти никого из своих. Старые дороги слишком быстро зарастают травой…

Вечером я попросил у молоденькой дежурной справиться, кто проживает в двести двенадцатом номере.

— Так он выехал, — сказала она.

— Все равно, девушка, посмотрите. Мне показалось, это мой старый фронтовой товарищ.

Она нашла в ящичке анкету приезжего.

— Вот двести двенадцатый. Трифонов Алексей Иванович. Приехал из какой-то… Вешнянки.

— Извините, пожалуйста, — сказал я. — Я ошибся. Спасибо.

И стал подниматься по лестнице к своей комнате.