Шрифт:
— Полицейские? — Джоанна выглядела растерянной. — О чем ты говоришь?
— Джеффри накачался димедрола, Джоанна. Он зарезал себя ножом. Он не думал, что будет так больно. Он воткнул в себя нож, а потом ползал и поворачивал нож…
Ник начала тихо выть. Джоанна сжала ее руки.
— Они произвели вскрытие, — продолжала Ник, — и кто знает… о, Боже. Я просто хочу, чтобы все поскорее закончилось. Пожалуйста. Пожалуйста, Боже. Я не знала, как ему помочь. Я боялась, что он зарежет меня, Джоанна. И тогда… все произошло так быстро. Жизнь ушла из него…
— Тсс. Тише, — сказала Джоанна, гладя Ник.
— Который час? — спросила она, внезапно встрепенувшись.
— Около девяти, — ответила Джоанна. — А в чем дело?
— Новости! Мы должны посмотреть новости.
— Ах, Сьюзен, не сходи с ума.
— Нет, ты не понимаешь. — Ник стала высвобождаться из объятий Джоанны, бессознательно ища носовой платок. Джоанна протянула руку куда-то назад, и в ней оказался платок, который она отдала Ник. — Машина новостей пятого канала подъехала к моему дому. Они взяли у меня интервью.
— О, Господи! — воскликнула Джоанна. — Надеюсь, ты ничего им не сказала?
— Они застали меня врасплох, — оправдывалась Ник. — Я даже не помню, что говорила. Я не стала бы с ними разговаривать, но та надоедала произнесла слово «убийство». Она буквально прижала микрофон к моему лицу и спросила, что мне известно об «убийстве».
— Ну и?.. Ты ничего ей не сказала?
— Не совсем так. Думаю, я наговорила много глупостей. Просто мне хотелось сделать вид, что речь идет о пустяках. Но кто-то из присутствующих узнал меня, сообщил журналистке мое имя и сказал, что я актриса, и, о, Боже, Джоанна… Я так устала. — Ник высморкалась, и Джоанна протянула ей второй носовой платок.
— Ты хочешь спать? — спросила она. — Это, пожалуй, лучшее, что ты можешь сейчас сделать. Прости меня, Сьюзен, наверное, я знаю тебя недостаточно хорошо, чтобы так говорить, но ты выглядишь ужасно.
— Вот ужас! — воскликнула Ник, снова встрепенувшись. — В довершение ко всему меня покажут в новостях в ужасном виде.
— Послушай. Тебя, скорее всего, не покажут. Я смотрела новости в шесть часов. Там показывали какой-то жуткий пожар на Стейтен-Айленд, где огонь вышел из-под контроля, потом что-то про сексуального маньяка, и еще ограбление в метро. Я не думаю, что там покажут тебя. Хорошо еще, что покойник не был черным.
Ник растерялась.
— Почему?
— Если бы один из вас был негром, тогда бы они точно тебя показали, не сомневайся. Они делают все, что могут, для разжигания расовой ненависти в этом городе. Клянусь Богом, они видят в этом свой священный долг.
— О, Господи! — Ник перевела дыхание и подняла голову, глядя куда-то вверх. — Пожалуйста, Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы меня не показали по телевизору.
— Хочешь чашечку кофе? — спросила Джоанна. И тут же сказала себе: — Кретинка. Что я говорю? Ты должна поспать. Лучше я дам тебе валиум. Клянусь Богом, такие вещи выбивают меня из колеи. Ты, должно быть, хочешь, чтобы я заткнула свой фонтан хотя бы на секунду? — Она хлопнула себя по лбу. — Сьюзен, извини! У меня такое чувство, будто все это происходит со мной. Словно мы знаем друг друга всю жизнь. Прости, дорогая. Я переживаю за тебя.
Ник посмотрела на подругу. Она была рада, что приехала сюда.
— Спасибо, — просто сказала она.
— За что? Ведь я не могу тебе ничем помочь.
— Хотя бы за то, что ты меня не осуждаешь.
— Мы одна семья. Ты оказываешь нам честь, остановившись здесь. У нас не принято осуждать членов семьи.
— По крайней мере, ты и мать Фрэнки отнеслись ко мне по-родственному.
— Мать Фрэнки?
— Дядя Эдвард сказал, что она с ним разговаривает, — пояснила Ник. — Ты заметила, как он повернул ее фотографию вчера вечером, чтобы она могла «наблюдать» за вашим бракосочетанием?
Джоанна грустно улыбнулась.
— Я бы хотела ему понравиться. Но это непросто. Родители Фрэнки умерли, и дядя Эдвард… Не знаю, в чем тут дело. Скорее всего, в моем языке: язык мой — враг мой. Мне очень хочется ему понравиться. — Джоанна начала всхлипывать. — Послушай меня. Сегодня твой бенефис, и ты можешь плакать, сколько тебе вздумается. Извини. Весь этот уик-энд, свадьба и все такое…
— О, Боже, — простонала Ник. — Я должна уехать. Ведь у вас медовый месяц.
— Знаешь, что я тебе скажу? С Фрэнки любая ночь — как брачная.
— Тебе повезло.
— Да, я всемогущая женщина, — весело проговорила Джоанна. — Нашему медовому месяцу ничто не может помешать. Лучше скажи, что я могу для тебя сделать.
Ник все еще была в пальто.
— Я хочу принять душ и, может быть, прилечь на несколько минут.
— Душ здесь, — показала Джоанна, включая лампу дневного света, озарившую розовую ванную, оклеенную серебристо-черными обоями. На вешалке в ванной висели полотенца не первой свежести. — Надеюсь, у тебя есть чистое белье. Только, умоляю тебя, Сьюзен, не нюхай эти полотенца. В твоем состоянии это опасно для жизни. — Джоанна собрала полотенца в охапку и пошла за свежими. Ник посмотрелась в зеркало, чего избегала уже несколько часов. Ее лицо припухло, глаза покраснели, щеки выглядели помятыми от слез. Хорошо еще, что у нее короткая стрижка. Волосы выглядели просто грязными. Одежда была помята.