Гарри сделал то же самое, попав в маленького мальчика. Тот взвизгнул, а потом засмеялся, смахивая воду с глаз.

— Прости! — виновато крикнул Гарри.

— Нет! — Лидия потрясла головой. — Вы не должны извиняться! Чем больше людей вы обольете, тем удачней будет новый год!

— Понятно, — отозвался он.

Лидия провела его в заднюю часть дома, на кухню. Там вовсю хлопотали три или четыре женщины: они готовили овощи, рыбу, лапшу и суп.

— Гарри пришел! — крикнула Лидия бабушке, и та, обернувшись, улыбнулась ему во весь свой беззубый рот. — Мы готовим праздничный обед. Это традиция.

— Спасибо. Я могу чем-то помочь? — поинтересовался Гарри.

— Нет, вы гость. К тому же мы, тайские женщины, никогда не просим мужчин делать нашу работу. Посидите здесь и отдохните, о’кей?

Она поспешила обратно на кухню, а Гарри устроился на веранде и стал смотреть вниз, на улицу, где совершались ритуальные омовения. В деревне звучал смех и царила атмосфера веселья. Пусть это маленькое, затерянное в море сообщество имело мало материальных благ, но оно отличалось особой сердечностью. Долгих четыре года Гарри наблюдал одну лишь жестокую сторону человечества, и эта картина заставила его прослезиться.

Лидия вернулась с большой корзиной фруктов и овощей.

— Мы идем в гости, Гарри. Надо отнести праздничные гостинцы старым и больным жителям деревни. Вы пойдете со мной?

Гарри встал.

— Конечно. Давайте я понесу. — Он повесил тяжелую корзину себе на руку и вслед за Лидией спустился с крыльца.

В течение следующего часа они ходили по домам. Лидия научила Гарри складывать руки перед собой и произносить традиционное приветствие: «Sawadee krup». Она объяснила, что они угощают пожилых людей, которые, в свою очередь, помогают их душам очиститься и прощают дурные поступки, совершенные ими в прошлом году.

Гарри подумал, что эта традиция куда жизнерадостнее, чем одинокая католическая исповедь. Он смотрел, как Лидия преклоняет колени перед дряхлым старцем и что-то оживленно ему говорит, взяв его руку в свои ладони и ласково ее поглаживая.

Когда они возвращались к дому ее бабушки с дедушкой, жители выставляли на улицу длинные столы, готовясь к праздничному обеду. Большая семья Лидии, с которой он познакомился вчера вечером, уже собралась за столом. К ним присоединились два монаха из местного храма в роскошных желто-оранжевых одеждах. Гарри окинул взглядом протяженную вереницу семейных столов. Казалось, здесь собрались все жители деревни.

Он попробовал все предложенные блюда, а потом, поддавшись на уговоры, поиграл с детьми в футбол. При этом его то и дело поливали водой.

Позже из-за стола встал дедушка Лидии и произнес речь. Атмосфера сразу изменилась. Старик говорил, и по его щекам текли слезы. Остальные родственники Лидии тоже плакали. Потом поднялся один из монахов и начал нараспев высоким голосом читать молитвы.

Обстановка оставалась серьезной всего пятнадцать минут, потом селяне начали расходиться, чтобы отдохнуть после торжеств. Лидия встала из-за стола и подошла к Гарри.

— Khun Гарри, вы устали? Я провожу вас домой.

После многократных «спасибо», поклонов и складывания ладоней перед носом Лидия и Гарри покинули деревню и зашагали обратно к хижине на берегу.

— Почему ваш дедушка плакал? — осторожно спросил он.

— Он говорил о моем отце, — грустно ответила Лидия. — Мы вспоминали его в этот праздничный день и желали его душе покоя. Монах сказал, что с ней все будет хорошо, потому что в этой жизни папа научился страданиям. Возможно, когда он вернется на землю и начнет следующую жизнь, его урок будет менее трудным. Мы, буддисты, в это верим.

— Наверное, утешительно думать, что наши страдания зачтутся нам в следующих жизнях, — задумчиво произнес Гарри. — Значит, те бедняги, которые сильно мучились и умерли в Чанги, в следующий раз будут очень счастливы.

— Вы верите в своего Бога? — Лидия внимательно посмотрела на Гарри.

— В детстве мне ничего про него толком не объясняли, — признался Гарри. — Просто каждое воскресенье дома и каждый день в школе я посещал часовню. Там было ужасно скучно: приходилось долго сидеть неподвижно, петь заунывные песни и слушать какого-то старикана, который что-то нудно бубнил себе под нос. И все ради того, кого я не мог ни увидеть, ни почувствовать. Кто вроде бы ничего не делал, но его почему-то надо было почитать.

— Что значит «бубнил себе под нос»? — спросила Лидия.

— Это такое выражение. — Гарри улыбнулся. — Когда я был в Чанги, там многие начали верить в Бога. Наверное, им было нужно во что-нибудь верить. Но я... — Гарри со вздохом покачал головой. — Знаете, мне трудно поверить, что какое-то доброе божество заставляет невинных людей так страдать.

Лидия кивнула:

— Когда погиб мой папа, я тоже не находила утешения в вере. Я думала: возможно, он отправился в лучший мир, но как же я? Я осталась без отца, не будучи к этому готова. Но сейчас, — тихо добавила она, — я с этим смирилась.