Во время их третьей встречи доктор вытащил из памяти Чарли давнее воспоминание: скрещенные на широкой груди руки отца, когда тот лежал в гробу. Грубые, мозолистые руки, поросшие волосами. Даже мертвые, они воплощали непререкаемый авторитет. И разве Чарли не представлял себе, как тело отца разлагается под землей и смешивается с почвой? Отцовские руки отпечатались в его мозгу и теперь требовали выпустить их. Это воспоминание долго томило Чарли, но когда оно вышло на яркий свет в кабинете доктора Джудвина, то показалось смешным и ничтожным Оно задрожало под суровым взглядом доктора и растаяло, чересчур зыбкое, чтобы подвергаться серьезному исследованию.

Сеанс экзорцизма прошел куда легче, чем ожидал Чарли. Ребяческую чепуху просто выковыряли из его души, как волокна мяса из зубов. Больше она не будет отравлять его. Чарли очаровали убедительные объяснения доктора Джудвина: руки, сказал он, нечасто становятся символом отцовской власти. Обычно для этого служит пенис. Чарли объяснил, что руки всегда казались ему важнее половых органов. Ведь именно они преобразили мир, не так ли?

Чарли не перестал ломать карандаши или барабанить пальцами по ящикам На самом деле движения его рук теперь совершались мгновенно, с еще большей скоростью. Но он помнил: взрослых собак трудно отучить от их привычек, и дал себе время.

Таким образом, подготовка восстания продолжалась в подполье. Но времени оставалось все меньше. Заговорщики решили действовать.

Развязку спровоцировала Эллен — вечером в среду, после того как они занимались любовью. Стояла жаркая ночь, несмотря на октябрь; окно было приоткрыто, и ветерок шевелил занавески. Жена и муж лежали рядом под одной простыней. Чарли уснул раньше, чем высох пот у него на шее. Но Эллен не спала, прижавшись к твердой, как камень, подушке. Она знала, что не заснет еще долго; в такие ночи каждая складка постели врезалась в тело и все прошлые сомнения всплывали из темноты. Эллен хотелось опорожнить мочевой пузырь, как всегда после секса, но она не могла заставить себя встать и пойти в туалет. С каждой минутой ей все сильнее хотелось в туалет и все труднее было заснуть.

«Чертовски глупое положение», — подумала она, а потом тревога заставила ее забыть, почему положение показалось ей столь глупым.

Чарли заворочался во сне. Вернее, двигались лишь его руки. Эллен взглянула на мужа: он спал, как настоящий ангел, и выглядел гораздо моложе своих сорока лет, несмотря на седые пряди. Она подумала: Чарли достаточно хорош, чтобы любить его, но этого мало, чтобы простить ему его прегрешения. Он ленив и вечно жалуется на жизнь. К тому же иногда (впрочем, редко) он возвращался домой поздно, и Эллен была уверена, что он пришел от другой женщины. Пока она думала об этом, руки мужа зашевелились. Они выползли из-под простыни, растопыривая в воздухе пальцы, как два спорящих ребенка.

Эллен вздрогнула, не веря глазам. Это походило на телепрограмму с выключенным звуком, шоу для десяти пальцев. Пока она смотрела, руки сдернули простыню с живота Чарли, обнажив заросшую волосами кожу, где выделялся шрам от удаления аппендикса Там они остановились.

Сегодня их спор был особенно ожесточенным. Левая, более консервативная, настаивала на переносе срока восстания, но правой надоело ждать. Пришло время, считала она, помериться силами с тираном и победить тело раз и навсегда.

Эллен подняла голову с подушки — и тут они заметили ее. До этого мгновения они ничего не видели, увлеченные спором. Теперь их заговор был раскрыт.

— Чарли, — прошептала Эллен в ухо спящего тирана, — перестань! Остановись!

Правая подняла указательный и средний пальцы, вынюхивая врага.

— Чарли! — Почему он всегда спит так глубоко? — Пожалуйста, Чарли, вставай! — повторяла Эллен, когда правая коснулась левой, оповещая ее о своем открытии.

Эллен успела еще раз позвать мужа, и тут обе руки сомкнулись у нее на горле.

Чарли во сне плыл на невольничьем корабле; действие в его снах всегда разворачивалось на фоне экзотических пейзажей. Его руки были скованы в наказание за какую-то провинность. Внезапно все переменилось, и он осознал, что сжимает руками глотку капитана Другие рабы вопили, приветствуя его. Капитан, немного похожий на доктора Джудвина, высоким испуганным голосом молил о пощаде. Голос был почти женским; почти как у Эллен.

— Чарли, — умолял он, — не надо!

Но это только разжигало ярость Чарли. Он чувствовал себя героем в глазах рабов, столпившихся вокруг, чтобы полюбоваться предсмертными муками своего господина.

Капитан с багровым лицом успел выдавить:

— Ты убил меня, — когда пальцы Чарли в последний раз сдавили его шею.

Только тут он осознал, что на шее жертвы почему-то нет адамова яблока Корабль начал расплываться, ликующие голоса невольников таяли. Глаза его моргнули, открылись, и он обнаружил, что лежит на своей кровати в пижаме, сжимая руками горло Эллен. Ее лицо потемнело; изо рта сбегала тонкая струйка слюны. Глаза ее были еще открыты, и какое-то мгновение Чарли казалось, что в них теплится жизнь. Потом все кончилось.