Интермедия-дивертисемент. Написана по случаю бенефиса актрисы А.Д. Каратыгиной.[1] Представлена в первый раз в С.-Петербурге в Малом театре, 24 сентября 1817 года. Первая публикация по списку, сообщенному А.Я фон-Атебергом: Полное собрание сочинений, т.8, с.125-130, Товарищество М.О.Вольф, С-Пб, 1898 г.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Гур Филатыч.
Фекла Тарасьевна, жена его.
Любушка.
Еремеевна, сваха.
Надоедалов, друг Гура.
Затейкин.
Простофилин } женихи Любушки.
Танцуют: по-цыгански -русски -венгерски и с флагами.
Театр представляет ярмарку; впереди сцены крестьяне пьют около стола и поют хором круговую; по окончании хора выходят с правой стороны: Затейкин и Простофилин.
Простофилин. Ах, Боже мой! Да что это вы ко мне привязались?
Затейкин. Как что? Послушай, брат, я тебе говорю: не отбивай у меня невесты, а то быть худу. Ведь я не даром же служил сержантом — я человек горячий.
Простофилин. Ах, батюшки светы! да почему же мне не свататься за Любушку?
Затейкин. А потому, что я хочу на ней жениться — ну, понимаешь ли ты, дурацкая чучела! (Приступает к нему).
Простофилин. Прошу подальше — не так чтоб очень, так-с — я горло-то драть и сам умею.
Затейкин. Ах ты, образина! — ну тебе ли недорослю хвататься с гвардейским сержантом.
Простофилин. То-то же, — прошу не лаяться.
Затейкин. Прошу покорно! да он никак хорохорится. Послушай, брат: не знаю, много ли тебя в земле-то, а на земле немного: ведь я разом...
Простофилин (остервенясь). Ну, что — что! Ан лих не боюсь тебя! давай что ль, хоть за святые.
Затейкин. Постой, постой, — вот я тебя, конопляник.
(Хотят драться. Еремеевна подходит сзади и разнимает их.)
Еремеевна. Что вы, что вы, господа честные, в уме ли, драться. (К Затейкину). И, батюшка Николай Назарыч, человек ты, отец мой, военный, а связываешься с недорослем.
Затейкин. Правда твоя, Еремеевна, — нашему брату нечего тут и рук марать.
Еремеевна (к Простофилину). Ну, подумай сам, родной, — человек ты смирный, а связываешься с таким сорванцом, — рассуди сам, что скажут добрые люди?
Простофилин. Дело, бабушка! Мне стыдно и говорить с таким буяном.
Затейкин. Послушай-ка, Еремеевна, — что ж, когда моя свадьба с Любушкою?
Еремеевна. Положись на меня, отец мой, — все будет хорошо.
Простофилин. Ну что ж, бабушка, — ты хотела за меня посватать Любовь Гурьевну.
Еремеевна. Небось, мой родимый, — уж половина дела сделана, — послушайте-ка, господа: чем вам ссориться, вы бы лучше повеселили вашу невесту, — дело праздничное, позвали б песенников да плясунов — да и потешили бы всю честную компанию.
Затейкин. И то дело! Посмотрим-ка, Простофилин, кто из нас лучше позабавит Любовь Гурьевну.
Простофилин. А вот увидим: я и сам лицом в грязь не ударю, у меня есть на примите заморские плясуны почище твоих цыган.
Затейкин. Посмотрим, посмотрим. (Уходит).
Простофилин. Да вот никак сюда идет Гур Филатыч со всей фамилиею, — Прощай, Еремеевна. Побегу и зараз опять явлюсь со своими плясунами.
(Гур Филатыч, Фекла Тарасьевна, Надоедалов и Любушка выходят с противной стороны).
Надоедалов. Ну, брат Гур, что ни говори, а что правда, то правда, ведь Награждай-то знатная собака! — как я онамеднись, знаешь ты, запустил в остров гончих-то...
Гур. И, брат, да ты уж десять раз мне это рассказывал.
Надоедалов. Не хочешь слушать, так я расскажу Любови Гурьевне. Вот изволите видеть, мать моя, как я запустил в остров гончих...
Любушка. Ай, да какие вы скучные! все говорите о собаках да о себе.
Надоедалов. Да об чем же и говорить нашему брату, как не о собаках? По мне, пожалуй, не слушайте, — я расскажу Фекле Тарасовне. Вот изволишь ведать, матушка сударыня, как я запустил гончих...
Фекла. И, мой отец, — да помолчишь ли ты когда-нибудь: тебе бы все говорить, да говорить; уж как это у тебя язык не примелится, дай нам посмотреть товаров, ведь ярмарка-то у нас не десять раз в году бывает.