Наконец считают особым преимуществом еще и то обстоятельство, что уничтожение христианства будет весьма способствовать объединению протестантов, ибо условия для его достижения настолько расширятся, что под них подойдут все разновидности диссидентов, находящихся сейчас за пределами официальной церкви из-за отдельных обрядов, которые все одинаково признают совершенно несущественными. Уже одно это будет реально отвечать великой цели взаимопонимания, ибо откроет большие, величественные ворота, куда смогут войти все, тогда как мелкие сделки с диссидентами и хитрые уловки в спорах о том или ином обряде — есть не что иное, как лишь маленькие приоткрытые калиточки, куда сразу может войти только один человек, да и то ему придется входить согнувшись, боком и протискиваться с трудом.

На все это я отвечу, что у человечества есть одна заветная склонность, которая обычно заставляет нас оставаться приверженцами религии, хотя последняя не является для нас ни отцом, ни крестной матерью, ни другом. Я имею в виду дух противоречия, который появился на свет задолго до христианства и может прекрасно без него обойтись. Рассмотрим, например, вопрос о том, в чем заключается сейчас сущность оппозиции сектантов, и мы обнаружим, что христианство не имеет к этому ни малейшего отношения. Разве где-нибудь в Евангелии предписывается хранить чопорное, надутое выражение лица, шествовать чванной, церемонной походкой, носить особую одежду, соблюдать особые манеры, привычки или особые формы речи, отличающиеся от тех, которыми пользуется разумная часть человеческого рода? Однако, если бы христианство не предоставило своего имени, чтобы принять на себя главный удар, использовать и отвлечь в сторону эти настроения, они, конечно, привели бы к нарушению законов и возмущению общественного спокойствия. У каждой нации есть своя доля религиозного рвения, и если его не направлять в надлежащее русло, то оно взорвется и вся страна будет объята пламенем. Если спокойствие государства может быть обеспечено только тем, что людям швырнут некоторые обряды, которые они могут растерзать в клочки, то ни один умный человек не откажется от такой сделки. Пусть псы развлекаются тем, что треплют овечью шкуру, набитую соломой, лишь бы они не набрасывались на стадо. Монастыри, существующие за границей, с известной точки зрения, по-видимому, оказываются весьма мудрым институтом, ибо почти все ненормальности человеческих страстей получают возможность найти себе выход и излиться в уединении монашеских орденов. Эти ордена представляют собою убежища для философа, меланхолика, гордеца, молчальника, политика и брюзги; там они могут полностью проявить себя и избавиться от вредных флюидов. А у нас на острове мы вынуждены создавать для каждого из них отдельную религиозную секту, чтобы хоть их успокоить. Если же христианство будет отменено, то законодательная власть должна будет изыскать какое-нибудь иное средство, чтобы занять и развлечь этих людей. Разве важно, насколько широко вы откроете ворота, если всегда найдутся люди, которые поставят себе в заслугу и будут гордиться тем, что отказываются в них войти?

Рассмотрев, таким образом, наиболее важные возражения против христианства и главные выгоды, ожидаемые от его уничтожения, я теперь позволю себе с той же почтительностью и покорностью перед более авторитетными суждениями, как и прежде, перейти к изложению некоторых неудобств, которые могут возникнуть, если будет отменено Евангелие, и которые, возможно, не были в достаточной степени оценены авторами этого проекта.

Прежде всего я очень ясно представляю себе, как эти остряки, прожигатели жизни, что-то бормочут про себя и возмущаются, встречая на своем пути столько замызганных священников, оскорбляющих взоры. Но в то же время эти мудрые реформаторы не понимают, какое преимущество и какое наслаждение для больших умов всегда иметь в своем распоряжении подходящие объекты для презрения и насмешек, для того чтобы можно было упражнять и совершенствовать свои таланты за их счет, вместо того чтобы изливать свою желчь друг на друга или даже на самих себя, особенно когда все это можно сделать без малейшей опасности для собственной персоны.

Приведу еще один аргумент подобного же рода: если бы христианство в один прекрасный день было отменено, то каким образом свободомыслящие серьезные мыслители и мудрые ученые могли бы найти другую тему, столь подходящую со всех точек зрения для упражнения своих способностей? Каких лишились бы мы чудесных и удивительных произведений человеческой мысли, созданных теми гениальными умами, которые, в силу привычки, полностью посвятили себя пасквилям на церковь и насмешкам над религией и поэтому уже никогда не смогут блеснуть или отличиться в какой-либо другой области? Каждый день мы жалуемся на упадок остроумия среди наших писателей, и неужели мы теперь откажемся от величайшей, может быть единственной темы, которая у нас осталась? Да кому бы могло когда-нибудь прийти в голову, что Эсгил — столь остроумный писатель, а Толанд — философ, если бы у них под рукой не было неистощимой темы христианства, которая обеспечила их материалом? Какая другая тема из области искусства или природы могла бы создать Тиндалю славу глубокого мыслителя и привлечь внимание читателей к его сочинениям? Нет, только продуманный выбор темы возвышает и отличает подлинного писателя. Если бы сотня таких писателей, как они, выступила на стороне религии, они немедленно навеки канули бы в безмолвие и забвение.

Я не считаю также призрачными и безосновательными опасения, что, уничтожив христианство, мы тем самым можем подвергнуть угрозе церковь или по крайней мере обеспокоим сенат: чтобы поддержать ее, ему снова придется голосовать. Прошу не понять меня превратно: я далек от того, чтобы утверждать или полагать, что церковь находится в опасности в настоящее время при нынешнем положении вещей, но мы не знаем, как скоро такая опасность может возникнуть, если отменить христианскую религию. Проект отмены представляется мне вполне осуществимым, но он может быть чреват опасными последствиями. Самое скверное во всем этом то, что атеисты, деисты, социнианцы, антитринитарии и прочие разновидности вольнодумцев — люди, весьма прохладно относящиеся к организации церковных дел. Они открыто выражают мнение о необходимости отмены акта о присяге, они равнодушны ко всем обрядам и не признают даже jus divinum епископата. Поэтому все это может рассматриваться как тонкая политика, имеющая целью изменить конституцию официальной церкви и установить вместо нее пресвитерианство. Предоставляю тем, кто находится у кормила правления, продолжить эти размышления.

Наконец, я полагаю, совершенно ясно, что в результате этой меры нас постигнет то самое зло, которого мы как будто больше всего стараемся избежать, и уничтожение христианской религии явится самым верным средством протащить папизм. Я тем более склоняюсь к этому мнению, что иезуиты, как мы хорошо знаем, постоянно засылают к нам своих эмиссаров с инструкцией прикидываться членами наших самых распространенных сект. Уже было отмечено, что в разное время они появились под маской пресвитериан, анабаптистов, индепендентов и квакеров, в зависимости от того, какая секта в данное время пользовалась наибольшим успехом, а когда модным стало считаться стремление взорвать основы религии, папские посланцы не замедлили примкнуть к рядам вольнодумцев, среди которых Толанд, великий оракул противников христианства — сам ирландский священник и сын ирландского священника; а в высшей степени ученый и остроумный автор книги под заглавием «Права христианской церкви» был в надлежащий момент обращен в римско-католическую веру, послушным сыном которой он и продолжает пребывать до сих пор, как это явствует из сотни мест его трактата. Я мог бы добавить к этому числу еще ряд лиц, но факт является совершенно бесспорным, и весь ход их рассуждений весьма логичен. Ибо предположим, что христианство уничтожено, тогда люди не успокоятся, пока не найдут какой-нибудь другой системы поклонения божеству. Это неминуемо повлечет за собой суеверие, а оно приведет к установлению папизма.

И поэтому, если, несмотря на все, что я изложил, все же будет признано необходимым провести в парламенте билль, отменяющий христианство, я со всей скромностью позволил бы себе внести одну поправку: пусть вместо слова «христианство» будет сказано «религия вообще». Я полагаю, что это будет гораздо лучше соответствовать всем благим целям, которые имели в виду авторы этого проекта. Ибо до тех пор, пока мы сохраняем существование Бога и божественного Провидения, со всеми вытекающими отсюда по необходимости последствиями, которые дотошные и любознательные люди легко сумеют вывести из этих предпосылок, мы не устраним самый корень зла, даже если уничтожим все основы существующей евангельской догмы. Ибо какая польза нам от свободы мысли, если она не влечет за собою свободу действий? А это — единственная цель, хотя, по видимости, и весьма далекая, всех возражений против христианства. Поэтому-то вольнодумцы и сравнивают христианство со зданием, в котором все части настолько взаимосвязаны друг с другом, что стоит только вытащить один-единственный гвоздь, и все сооружение сразу рухнет. Это удачно выразил человек, который слышал, что в одной старинной рукописи есть разночтение в тексте, доказывающем существование Троицы. Он сразу воспользовался этим и из внезапно возникшей в его уме цепи силлогизмов сделал следующий весьма логичный вывод: «Ну, если все это так, как вы говорите, я могу смело развратничать, пьянствовать и посылать попов ко всем чертям!» Ввиду этого, а также целого ряда аналогичных примеров, которые легко было бы привести, я считаю совершенно очевидным, что спор идет не о каких-то трудно усваиваемых частностях христианского учения, а обо всей религии в целом. Налагая ограничения на человеческую природу, она считается, по-видимому, величайшим врагом свободы мысли и действий.

В целом, если для блага церкви и государства все же будет признано необходимым, чтобы христианство было уничтожено, я полагаю, однако, что удобнее было бы отсрочить осуществление этого проекта до мирного времени и не рисковать возможностью навлечь на себя неудовольствие наших союзников, которые, но случайному стечению обстоятельств, все — христиане, а многие из них из-за бурного своего воспитания доходят до такого фанатизма, что даже с какой-то гордостью называют себя христианами. Если, отвергнутые ими, мы будем вынуждены доверить свою судьбу союзу с турецким султаном, то мы увидим, как жестоко мы обманулись. Поскольку он находится от нас очень далеко и обычно занят ведением войны против персидского императора, то его народ будет гораздо больше смущен нашим неверием, чем наши соседи — христиане. Ведь турки но только строгие