— Спасибо. — Он разложил письма Антеи по конвертам, засунул снимок в последний, потом посмотрел на пачку, как будто не понимал, откуда она взялась. — Все это просто… Не знаю, как-то бессмысленно. А я хочу, чтобы смысл был. Чтобы он был хоть в чем-нибудь.

— Антея много для тебя значила, — Эвелин встала и обняла его. — В твоей жизни с ней был смысл. И в твоей жизни сейчас тоже есть смысл.

— Знаю, — он поцеловал ее в макушку. — Я все время себе об этом твержу.

На следующее утро Эвелин подбросила его до станции. Он чувствовал себя виноватым за то, что соврал о встрече в Лондоне, но знал, что хоть она и сожалеет о его скором отъезде, но в то же время испытывает облегчение.

— Прости за прошлую ночь, — сказал он, когда Эвелин заехала на стоянку. — Я чувствую себя Злой колдуньей, которая явилась на крестины. Зря я пристал к тебе с этой историей.

— Нет, было интересно, — Эвелин прищурила глаза на солнце. — Я уже давно об этом не вспоминала. С прошлого марта, когда мне позвонила Ант.

Джеффри задумался, а потом спросил:

— Как ты думаешь, что произошло на самом деле? Глядя с высоты своего инженерного образования?

Эвелин рассмеялась:

— Посмотри, куда оно меня завело! А если серьезно, то понятия не имею. Боюсь, это одно из тех событий, которые никак нельзя объяснить. Может быть, пересеклись два разных измерения, есть же такие теории… о двойственности мира.

Она покачала головой.

— Я понимаю, что это бред. Но в мире много бессмысленного. Почему, например, Буш так долго сидит в Овальном кабинете?

— Это я как раз могу объяснить, — улыбнулся Джеффри. — Но тебе будет скучно. Еще раз спасибо, Эв.

Они вышли из машины и обнялись.

— Ты должен снова к нам приехать, — Эвелин смахнула слезу. — Как глупо, что мы так долго не виделись.

— Знаю. Я приеду, обещаю. И вы с Крисом тоже приезжайте в Нью-Йорк. Как только я обустроюсь на новом месте.

Он посмотрел, как она отъезжает, помахал ей рукой и пошел к билетным кассам:

— Могу я доехать отсюда до Пензанса?

— Когда?

— Прямо сейчас.

Билетер посмотрел на экран компьютера:

— Поезд через полчаса. Пересадка в Плимуте, и в Пензансе вы будете около четырех.

Он купил билет в вагон первого класса, нашел в зале ожидания пустое кресло, вытащил телефон и стал искать отель рядом с Зеннором. Отелей там оказалось не слишком много — несколько фермерских домов, в которых комнаты сдавали на лето, а зимой гостей не принимали. Гостиница, в которой обосновался довольно популярный в последние годы гастрономический паб, была открыта, но даже сейчас, в первых числах марта, мест в ней не было. Он нашел еще одну, из категории «постель и завтрак», которая называлась «На утесе». Там было всего два номера, и официально она начинала работать только со следующих выходных. Он все-таки туда позвонил.

— Комнату? — устало, но доброжелательно переспросил женский голос. — Мы еще не готовы, у нас ремонт…

— Мне нужна только постель, — перебил Джеффри и набрал воздуха в грудь. — Дело в том, что я недавно потерял жену. Хочу побыть вдали от мира и… — он запнулся.

В этот момент он был сам себе противен из-за того, что давил на жалость. После долгого молчания из трубки донеслось:

— О, дорогой мой, как жаль. Тогда конечно, если вам неважно, что мы еще не готовы к приему постояльцев. В новой ванной даже цемент не застыл. Высоты не боитесь?

— Высоты?

— Ну да. Головокружениями не страдаете? Некоторые так измучаются, пока к нам доедут. И еще мы принимаем минимум на две ночи.

Джеффри заверил, что никогда не страдал головокружениями, продиктовал номер своей кредитной карты, попрощался и перезвонил в прокат автомобилей в Пензансе.

Он не выспался и мучился от похмелья, поэтому дремал почти всю дорогу до Плимута. Поезд от Плимута до Пензанса был полупустым. Джеффри купил в буфете пива и сэндвич и вернулся на свое место. Еще в Лондоне, в книжном магазине «Уотерстоун», он купил роман, но вместо того, чтобы читать, смотрел на пейзажи, будто сошедшие со страниц сказок, которые он глотал в детстве одну за другой: сложенные из гранитных плит фермерские дома; мохнатые пони, пасущиеся на выгонах, огороженных каменными изгородями; изумрудно-зеленые луга под пасмурным небом; графитовые облака, изредка пронзаемые лучами солнца; радуга, внезапно появившаяся на фоне грозовой тучи и потом будто стертая невидимой рукой… Он разглядел красношеих фазанов и бегущую лису и долго любовался золотисто-желтыми полями, которые сменились серебристой береговой линией в обрамлении красно-коричневых скал.

Дети, играющие посреди пустой дороги. Женщина, наклонившая голову и идущая против ветра с вытянутыми вперед руками. Заброшенные шахты и терриконы; развалины, промелькнувшие за окном перед тем, как поезд нырнул в туннель; черные птицы, кружащие над поросшими вереском серыми скалами.

И снова небольшие дубовые рощи — там, где раньше, много сотен лет назад, были сплошные леса. Вид из окна был прекрасным, но слегка тревожным. Ему казалось, что, глядя в окно вагона, он смотрит старое видовое немое кино, в котором почти нет актеров.

Больше всего Джеффри расстраивали деревья: за то время, пока люди здесь обживались, они умудрились сломать или приспособить под свои нужды все — камни, деревья, кустарники, — оставив вокруг лишь голую землю. Он почувствовал облегчение, когда поезд, наконец, остановился в Пензансе. Справа от станции виднелась набережная. Ледяные волны накатывали на песчаный пляж. Вдали темнели средневековые башни горы Святого Михаила, словно парящие между водой и жемчужным небом.

Он взял сумку и вышел из вокзала. Вокруг было много людей. Одни просто стояли с багажом на тротуаре, другие направлялись к стоянке. Облака поднялись выше, с моря дул холодный пронизывающий ветер, пахло солью и водорослями. Джеффри замерз, надел шерстяное пальто и стал искать машину из прокатной конторы, которая должна была его ждать.