— «Капитанская дочка»? — прошептала я, осмысливая слова поэта и соотнося их с сюжетом популярного произведения.

— «Капитанская дочка»? — повторил Александр Сергеевич, словно пробуя это словосочетание на вкус. — Неплохо звучит, надо поразмыслить над этим. Да и главная героиня… Подожди, Китти, ты это читала? — указал поэт на блокнот, мирно лежащий на столе.

— Нет-нет. Но хотелось бы взять, почитать, — быстро ответила я.

Александр Сергеевич некоторое время заинтересованно оглядывал меня, но, видимо, решив, что я и чтение его произведений — несовместимые вещи, отвёл взгляд и протянул мне блокнот.

— Работа ещё не закончена, но я был бы не прочь, если бы ты это прочла.

— Благодарю, я обязательно прочитаю этот роман, — улыбнулась я в ответ и взяла книгу обеими руками, словно великое сокровище.

— Да, это именно роман.

— Но что такое роман? — спросила я из-за огромного желания пообщаться с этим человеком. Казалось, что каждое его слово привносило радость в моё сердце, грело, как луч летнего солнца в зимние морозы.

— В наше время под словом «роман» разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании.

В моей памяти всплыло, что «Капитанская дочка» — это повесть. Но получается, что Александр Сергеевич хотел создать именно роман? Наверное, этот жанр больше подходит сюжету произведения, но из-за достаточно небольшого содержания ему присвоили звание «повесть».

— В тридцать третьем году я отправился путешествовать по Поволжью и Приуралью, чтобы лучше узнать о Пугачёвском восстании. Посетил Симбирскую, Самарскую, Оренбургскую губернии и многие другие города, что помогло мне осмотреть места сражений, расспросить жителей, записать интересные факты. Я остался очень довольным, что не напрасно посетил эту сторону.

В этот момент так хотелось закричать, что я именно из Самары, но вовремя прикусила язык. Я же не знаю, откуда «я» на самом деле, поэтому решила промолчать.

— Екатерина Андреевна, позвольте Вам напомнить, что к пяти часам Вы должны быть полностью готовы, — строго напомнила вошедшая Наталья Николаевна, которая всем своим видом говорила о неоспоримости своих слов. Она была одета в простое на сие времена кремовое платье, которое лишь подчёркивало бледность её кожи и большие выразительные глаза. Как бы я ни хотела поговорить с А.С. Пушкиным, не могла ослушаться свою тётю. Поэтому, выпрямив спину, покинула кабинет.

На моей голове соорудили какую-то причёску, завив волосы горячими щипцами. Моя шея затекла, пока одна девушка с очень ловкими пальчиками укладывала мои непослушные и жёсткие волосы во что-то грандиозное. И это даже несравнимо с тем, как мне было больно при надевании на меня корсета и дальнейшем его затягивании. Казалось, что мне не хватает воздуха. Да, при таком ограниченном поступлении кислорода было довольно легко упасть в обморок, чем, скорее всего, пользовались светские дамы при любом удобном случае. Голова немного закружилась, так как корсет затянули по максимуму, но я стойко держалась, пока на моё худое тело надевали тяжёлое платье персикового цвета, которое, надо сказать, прекрасно на мне смотрелось, хотя к причёске я не была столь же благосклонна.

Я вышла из комнаты, направляясь в залу, где меня уже ждала чета Пушкиных и услышала слова Александра Сергеевича, посвящённые мне:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Я залилась краской, услышав их. Слова стихотворения лились, словно река, мелодично и красиво, завораживая своей необыкновенностью. Я некоторое время стояла с открытым ртом, не зная, что ответить, но потом сделала неопытный и неуклюжий реверанс. Я постаралась выразить в нем всю свою признательность, но наткнулась только на строгий взгляд моей тётушки, Натальи Николаевны.

Я удивилась помпезности салона, в который мы прибыли. Сначала мы поприветствовали хозяйку, после чего сели за стол. Я заметила, что к Пушкину относились все по-разному. Кто им просто восхищался, вознося до звания гения (коим он и являлся, по моему мнению), кто презирал и не мог переносить, завидую его полёту ума. Вторых меньше, и большинство из них были мужчины. Особенностью этого ужина было то, что независимо от того, что ты занят едой, твоей обязанностью было поддержание беседы, в противном случае, общество будет считать тебя нелюдимым.

Рядом сидящие мужчины сговорились и решили подшутить над Александром Сергеевичем, складывая кости от курицы к нему на салфетку, делая это как можно более незаметно. Конечно, такое поведения было вопиющей невоспитанностью, но все молчали, чтобы не поднимать скандал в обществе, а, впрочем, может, и не замечали. Казалось, что Пушкин совершенно безразлично относится к такому поведению мужчин, лишь продолжая трапезу.

— Александр Сергеевич, что ж это вы столько мяса съели? Целая гора костей… — был слышен чей-то голос, отвлёкший разговаривающих светских дам. Многие с осуждением смотрели на виновников этого происшествия, которые просто усмехались.