Молчание индейца ему совсем не нравилось. Тем более, что руки его оказались по локоть измазаны в черной запекшейся крови, а на груди индейца той же кровью была начерчена толстая спираль.

Торговец подобрался к ацтеку наклонился к нему. Потом вытянув руку и чиркнул зажигалкой.

— Мадре де диас, — пробормотал Пако. — Тонто локо, ты что ж с собой сделал-то?

Пепел шагнул вперед, заглянул мексиканцу поверх плеча — и увидел, что у ацтека не хватает ушей. И глаз. И губ, и носа — ничто не отбрасывало тени на голову, все выступы и выросты были срезаны с аккуратностью хирурга, удалены целиком и полностью. Хуже того — кровавая спираль на груди индейца была не нарисована, а вырезана — прямо по коже и мясу.

— Это не он, — сказал Пепел.

— Что?

— Это ацтек, только не наш, — объяснил стрелок. — Татуировки другие. Ран на плечах нет. Крови этой уже несколько дней.

— Его зовут Бронзовый Койот, — раздался новый голос. — Он не может с вами говорить, он забрал свой язык тоже.

Ревущий Буйвол выступил из темноты, беззвучный как пантера. В руке он сжимал что-то скользкое и каплющее. Плечи индейца были перемотаны снизу доверху кожаными ремнями, а солнечное ружье всё так же торчало у него из-за спины, молочно переливаясь в лунном свете.

Сложив руки горстью, Буйвол протянул мексиканцу подвижный каплющий студень. Капли посыпались в костер одна за другой, и каждая вспыхивала зеленым пламенем. От костра потянуло горелым мясом.

— Это печень медведя, — сказал индеец. — Я съел половину, ты съешь половину, дон тио Рамирес. Я теперь мехикано.

Торговец выпучил на него глаза, потом покосился на пустые глазницы второго индейца. Потом махнул рукой и отвернулся.

— Я съем, — сказал он. — Но попозже. Не хочу сейчас есть. И поджарить надо сначала.

А этот Бронзовый Койот всё так и сидел безмолвным истуканом, глядя вперед своими жуткими глазницами, внутри темно-багровыми, со множеством складок и выпуклостей. Потом его кадык шевельнулся, и безобразный калека снова запел, протяжно и гортанно, широко открывая рот: Ммаа-а-а-а-а-а-а-а-а…

«Буйвол прав, — подумал слингер, — Языка тоже нет».

— Ты понимаешь, к чему всё это? — спросил он Ревущего Буйвола.

Тот присел у костра напротив Койота и принялся греть руки, такие же ярко-красные, как у безносого и безухого индейца.

— Бронзовый Койот хотел сразиться с кем-то сильным, — объяснил Буйвол. — Ему нужно было много удачи.

— Ну что же, — сказал Пепел. — Ему хотелось, он ее получил.

— Он зовет воинов, — сказал Буйвол. — Он хочет отвести их в… секретное место.

Внезапно Бронзовый Койот повернул безглазое лицо в сторону Буйвола. Движение это было таким резким, что Пако отшатнулся, а стрелок невольно взялся за Кочергу. Он индеец не собирался нападать. Скаля пустой рот, он встал и шагнул прямо через костер, навстречу Ревущему Буйволу. Возвышаясь над собратом-индейцем, Койот вытянул руку ему под нос. Буйвол, миг поколебавшись, вывалил медвежью печень в простертую ладонь. Красные пальцы Бронзового Койота сомкнулись на куске упругой требухи, и медвежья кровь опять дождем закапала в костер, распространяя запах горелого жира. Калека-индеец сунул кусок медвежьей печени себе в рот и принялся шумно сосать его.

— Насыщается дьяволово племя, оголодало, — констатировал торговец, с легким отвращением косясь на эту сцену. Он спросил: — Ты что же, руками убил медведя, дон Пендехо?

— Я убил его камнем, — ответил индеец. — Я устроил на него ловушку.

— А-а… Ловушку! — Усы торговца расползлись как тараканы, и коронки его просияли в сентиментальной улыбке. Пако сказал: — Мой ты родной, кровь родная!

Ревущий Буйвол заносчиво улыбался, пока торговец троекратно целовал его, закрепляя родственные узы. Тем временем, Бронзовый Койот насытился, выплюнул остатки требухи и снова запел. Он шагнул вперед, потом пошел, потом и вовсе побежал, продолжая петь и огибая сосны так ловко, как будто оба его глазных яблока были на месте. Ревущий Буйвол последовал за ним, и стрелку с торговцем тоже пришлось направиться следом — или оставить не одного, а двух ацтеков-психопатов бродить по соседству.

«В том-то и дело, — подумал стрелок. — Зачем ацтеку быть мехикано, если рядом другой ацтек?» Буйвол вел себя неестественно, да еще приплел это секретное место.

«Фантазирует, — подумал слингер. — А значит, скоро научится врать».

Уже начинало светать, а они всё так же пёрли в гору, ни разу не остановившись на привал. Пепел уже жалел, что не захотел спать и впутался в этот поход. Оставить след Койота после таких растраченных усилий было попросту глупо, казалось слингеру — казалось до тех пор, пока в дороге их не нагнало горное утро; холодное и сырое, лавинами розового тумана ползущее вниз по склонам Скалистых гор.

— Бронзовый Койот ведет нас секретной тропой, — сказал Буйвол.

— Мы всё еще идем вдоль этой трубы, — отозвался Пепел.

Индеец всю дорогу толковал действия и намерения их безмолвного проводника — да и проводника ли? Чем выше в горы, тем сложней и сбивчивей звучали объяснения Буйвола, и стрелок начал подозревать, что индеец плетет их прямо на ходу.

А это значило, что Буйвол продолжает учиться врать, и со временем у него всё получится.

Возможно, что безумный калека хотел попросту убежать от них, — например, чтобы справить нужду в одиночестве. «Скорее всего, — думал Пепел, — этот Бронзовый Койот так и будет ломиться в горы». А там они все упадут без сил, черт знает где, в какой-нибудь непролазной чаще.