Шрифт:
Что делать? Неодолимое желание нравиться милым девушкам и молодушкам заставило его уклониться от прямаго пути и он кинулся на проселочной дороге искать пособий.
Вверенное ему производство дел о сотворении капитанов показалось источником обильным к утолению жажды его.
Великий ум, быстрое соображение, память, всех удивлявшая, в преклонных даже летах его, уверили, что он схитрит и укроет действия свои от прозорливости фельдмаршала.
Александр Андреевич Безбородко начал сотворять капитанов дюжинами; наконец, капитаны российской службы в Молдавии до того расплодились, что уже видели капитанов на запятках, на козлах карет, поварами, пекарями и т. п.
Не извинением послужить может Безбородко, но правду сказать должно, не малая часть господ капитанов были обязаны благородством и преимуществами звания благосклонности благоверных своих супруг.
То-ли было во времена канцлерства его светлости князя Безбородко! Какия громадныя услуги оказывал он супругу за благосклонность сожительницы его и искусство ее поиграть вечер с ним, светлейшим канцлером, в мариаж—любимая игра князя Безбородко.
Он если не каждый день, то, по крайней мере, пять раз в течение недели ходил в Мещанскую улицу в С.-Петербурге, известную в тогдашнее время приютом благосклонных дам....
XXXIII.
Однажды Безбородко, забавляясь с собеседницею, был встревожен, оскорблен и принужден оставить пресловутое поприще по настоянию, угрозам, неожиданно прибывшаго к даме гостя—гвардии Преображенскаго полка сержанта Дурново или Дурасова.
Сержант, увидев Безбородко, котораго не знал и котораго он, по скромной одежде, почел мещанином, без всякаго предварительнаго с ним объяснения, громко спросил его:
—„Ты как смел сюда забраться? Cию-ж минуту вон, а коли вздумаешь, так я тебе посвойски утру сальное твое рыло!"
Безбородко, как дипломат, а не воин, разсудил за благо уклониться от предстоящей битвы и, поклонясь господину сержанту, сказал вежливо:
— „Да помилуйте, государь мой, да за что же начинать препирания, извольте благополучно оставаться; я явился сюда по добровольному согласию и благосклонности хозяйки".
Сержант, обратясь к барышне, сказал: „не стыдно-ли тебе, Аксюша, ну добро бы был молодец, а то сальная, с отвислыми губами рожа, и ты не побрезговала!
Барышня дрожала от страха и безмолствовала. Сержант к Безбородко.
— „Что-ж ты стоишь, чучело, разщетив брылья, тебе сказано вон, а не то я тебя по морскому за борт",—указывая на окно.
Происшествие было летом; окно стояло отворенным....
Безбородко смекнул, что корабль, на котором он был, о четырех палубах и каюта барышни была под верхнею, корабль же стоял на мели.
Отвесив во всю спину канцелярский поклон сержанту и Ксении Егоровне, оставил их.
Опустясь по лестнице, Безбородко узнал от Гавриловны— кухарки барышниной, кто был витязь, согнавший его с поля.
Как скоро Безбородко ушел, Ксения Егоровна зарыдала: „ах! что ты наделал! что теперь будет с нами обоими! говорила Ксения. Да знаешь-ли ты кого потревожил! Ведь это не купец гостинодворский, не управитель боярский, это—сам Безбородко! Вот обоих нас злодей Шишковский засечет не на живот, а на смерть!"
Холодом обдало сержанта и зуб о зуб начал стучать.
Однако же, что делать, слово не воробей, вылетало, не поймаешь; подумали, погоревали сначала, а потом сказали: семь бед—один ответ....
На другой день сержант, возвратясь к себе на квартиру, едва устоял на ногах, как слуга уведомил его, что сам фельдфебель три раза приходил,—приказано вас немедленно представить маиору.
— „Ну, думал сержант, приготовляйся к разделке дворянская спина. Шишковский искуснее всякаго гравера вырежет на тебе гербы преузорочные, хорошо коли жив останешься после ласки Степана Ивановича (Шишковскаго), а то и покаяться не успеешь".
Однако же оделся по форме, пошел на ротный двор, а оттуда пошел с ним фельдфебель к маиору. Пришли, доложили; маиор изволил кушать.
Ту же минуту приказано сержанту войти в столовую.
Маиор и все сидевшие за столом встали; маиор вынул из кармана конверт, надел очки, развернул бумагу и начал читать вслух.
„Сержант NN жалуется в прапорщики лейб-гвардии Преображенскаго полка".
Прочитавши указ, маиор сказал бывшему и еще дрожавшему сержанту:
Поздравляю вас с милостию....." и все начали сержанта осыпать поздравлениями.
Маиор закричал слуге: „подать стул"—а новаго прапорщика просил сесть и вместе с ними кушать.