— Там есть еще кто-нибудь? — завопил Миляга.

Вместо ответа Пай оглянулся через плечо на груду пылающего мусора, который когда-то был фургоном. Не тратя времени на еще один испепеляющий легкие вдох, который позволил бы ему произнести несколько слов, Миляга ринулся к этому костру, но был перехвачен Паем, который вручил ему ребенка.

— Возьми ее, — сказал он.

Миляга отбросил куртку в сторону и взял ребенка на руки.

— А теперь беги отсюда! — сказал Пай. — Я за тобой.

Он не стал ждать выполнения своего приказания и ринулся к пылающим обломкам.

Миляга посмотрел на врученного ему ребенка. Тельце было окровавлено и почернело. Судя по всему, она была мертва. Но может быть, если он поспешит, искусственное дыхание вдохнет в нее жизнь? Как быстрее всего добраться до безопасного места? Тот путь, по которому он прибежал сюда, был теперь заблокирован, а пространство впереди было завалено пылающими обломками. Решая, куда бежать, он взял левее, откуда раздался чей-то более чем неуместный сейчас свист. Но во всяком случае это было доказательство, что там можно дышать.

Собака последовала за ним, но остановилась через несколько шагов. Потом, несмотря на то что с каждым шагом воздух становился прохладнее и впереди, между языков пламени, виднелся проход, она попятилась. Проход действительно виднелся, но он не был свободен. Чья-то фигура шагнула навстречу Миляге из-за стены огня. Именно это существо и издавало свист, несмотря на то что волосы его пылали, а протянутые вперед руки превратились в дымящиеся головешки. Продолжая идти, существо обернулось и посмотрело на Милягу.

Мелодия, которую оно насвистывало, была сущим надругательством над законами гармонии, но в сравнении с внешним видом существа могла показаться божественной. Его глаза были словно зеркала, отражавшие огонь: они пылали и дымились. Миляга понял, что это и был поджигатель или один из них. Потому-то он и свистел, охваченный огнем. Это был его рай. Не притронувшись своими обуглившимися руками ни к Миляге, ни к ребенку, поджигатель продолжил свой путь навстречу огню, оставляя дорогу открытой. Прохладный воздух подействовал на Милягу опьяняюще. У него закружилась голова и стали подкашиваться ноги. Он крепко держал ребенка, думая только о том, как бы донести его до улицы, в чем ему оказали помощь двое пожарных в масках, увидевшие его приближение и вышедшие к нему навстречу. Один забрал у него ребенка, а другой поддержал его, когда ноги совсем отказали.

— Там есть еще живые люди! — сказал Миляга, оглядываясь на пожар. — Вы должны спасти их!

Пожарный помог ему выбраться через дыру в заборе и вывел его на улицу. Там ждали другие люди. Врачи «скорой помощи» с носилками и одеялами сказали, что теперь он в безопасности и все будет в порядке. Но это было неправдой, пока Пай оставался в огне. Он стряхнул с себя одеяло и отказался от кислородной маски, которую они вознамерились налепить ему на лицо, заявив, что помощь ему не нужна. Вокруг было столько людей, которым была необходима помощь, так что они не стали терять время на увещевания и отправились к тем, чьи стоны и крики, раздавались со всех сторон. Счастливчики были в состоянии кричать. Мимо него проносили и тех, кто пострадал слишком сильно, чтобы жаловаться. А ведь были еще и те, кто лежал на тротуаре под импровизированными саванами, из-под которых тут и там высовывались обуглившиеся руки и моги. Он повернулся спиной к этому ужасу и стал прокладывать себе путь вдоль границы табора.

Сносили участок забора, чтобы открыть доступ пожарным шлангам, заполонившим улицу, словно змеи в период спаривания. Насосы с ревом качали воду. Голубые мигалки пожарных машин казались тусклыми светлячками рядом с ослепительной яркостью пламени. В свете его Миляга увидел, что вокруг собралась довольно большая толпа зевак. Забор завалился набок и упал, послав в небо злобный рой огненных мух. Зеваки встретили это событие радостными возгласами. Продолжая путь, он увидел, как пожарники устремились в огненный ад, подтаскивая шланги к самому центру пожара. Когда он обогнул табор и остановился напротив проделанной в заборе бреши, в некоторых местах пламя уже было сбито, уступив место дыму и пару. Он наблюдал за тем, как огонь постепенно отступает, надеясь уловить хоть какие-нибудь признаки жизни, до тех пор пока появление двух других машин и группы пожарников не заставило его покинуть свой наблюдательный пункт и вернуться на то место, с которого он начал обход.

Ни среди тех, кого выносили из пламени, ни среди тех, кто, подобно Миляге, не получил серьезных ожогов и отказался от медицинской помощи, Пай-о-па не было. Дым, исходящий от поля битвы, где огонь терпел окончательное поражение, становился все гуще, и к тому времени, когда он вернулся к рядам трупов на тротуаре, количество которых удвоилось, все вокруг скрылось за дымовой завесой. Он посмотрел на очертания тел под саванами. Был ли Пай-о-па среди них? Когда он приблизился к ближайшему трупу, на плечо его легла чья-то рука, и, обернувшись, он оказался лицом к лицу с полисменом, черты лица которого, привлекательные, но омраченные происходящим, вызывали в памяти представление о мальчике из хора, обладающем звонким дискантом.

— Вы случайно не тот, кто вынес из огня ребенка? — сказал он.

— Да. С ней все в порядке?

— Извини, дружище. Боюсь, она умерла. Это был твой ребенок?

Он покачал головой:

— Нет, не мой. Одного чернокожего парня с вьющимися волосами. У него все лицо в крови. Он не выходил оттуда?

Полисмен перешел на официальный язык:

— Я не видел никого, кто соответствовал бы данному описанию.

Миляга оглянулся и посмотрел на трупы.

— Среди них искать нет смысла, — сказал полисмен. — Теперь они все чернокожие, независимо от того, какого цвета были раньше.