Мужики, вдоволь наговорившись, разбрелись по повозкам. Киржата, попрощавшись, отважно уехал в ночь. Смакла, демонстративно не глядя на Степана, забрался к Бреженю и мешок свой туда же уволок, подальше от страшного оркландского оберега.

Перечуй облачился в кольчужную рубаху, опоясался мечом и нахлобучил на лохматую голову помятый шлем без забрала. Ему выпало первым стоять на страже. Прошлой ночью, как помнилось Стёпке, у костра никто не бодрствовал. Упившиеся спутники спали мёртвым сном, нисколько не заботясь о своей безопасности. Стёпка не удержался и спросил у дядьки Неусвистайло, почему, мол, так?

— Сдурковали мы прошлой ночью-то, — закряхтел пасечник, ворочаясь под повозкой. — Перебрали малость, вот и поотшибало в головах. Тайга, она, конешно, наскрозь нашенская, но и поостеречься тоже не помешает. Мало ли кто по лесу ночами шастает. Гнили всякой хватает, сведут лошадей, волоки опосля повозку на своём горбу до самого хутора. Опять же, Старуха-с-Копьём недалече шлындат. Кто знает, какая блажь в её пустую башку втемяшится.

— А это кто? — спросил Стёпка.

— Нежить страхолюдная, — очень понятно объяснил из соседней повозки Догайда. — Призрачный облик злобной колдуньи. Её в запрошлом веке чародеи таёжные едва-едва извели. Обозлилась она на них шибко и с той поры бродит призраком по нашим землям как раз в энтих краях, всем живым пакостит. Я-то её сам не встречал, предки охранили, а вот дядька наш, тот чудом от неё утёк. В засушливое лето это было. И коня бросил и повозку с добром. Через два дня лишь на то место возвернуться осмелился, когда коня уже хозяин задрал… Да здеся и окромя Старухи душегубов хватает. Гномлины те же, не к ночи будь они помянуты, — он помолчал, потом, понизив голос, добавил. — Однако Старуха хужее всех. Не приведи тебя судьба, Стеслав, встренуться с ней лицом к лицу.

И вроде бы ничего страшного, даже чуть-чуть смешно — старуха да ещё и с копьём! Но у Стёпки отчего-то побежали по спине мурашки и волосы на затылке слегка вздыбились. Похоже, эта Старуха-с-Копьём пострашнее призрачных милордов будет.

— Старуху бояться — в тайгу не ходить, — засмеялся Брежень, звонко прихлопнув на себе комара. — Кому она чего худого сделала, напомните-ка мне, панове? Пустые бабьи сплетни. Ей до нас дела нет, у ней свои заботы, простых людей не касаемые.

— Ну, не скажи, — возразил Догайда. — Кому Старуха трижды встренется за одно лето, тому по осени помереть, хоть ты за море утеки. Проверено не по разу и не по два. Однако же ты, Стеслав, попусту не боись. Старуха к нашему костру не выйдет — не любит она живого огня. Вот гномлины, те да, наварначить могут так, что поутру всё на свете распроклянешь.

— А драконы? — спросил-таки Стёпка, не удержался. — Драконов вы разве не боитесь?

— А чего их бояться! — захохотал Перечуй, грузно вышагивающий где-то в темноте. — Вреда от них никакого, спать не мешают, кони к ним притерпелись… А что крылами громко хлопают, так ить на то они и драконы. Их в этой пади тьма тьмущая. Потому Драконьей и прозвали.

— А ещё говорят, — подал вдруг голос молчавший до того Верес, — что Людоед обратно объявился. Детишек малых по хуторам умыкает.

— Вы бы, панове, мальцов на ночь глядя не пужали попусту, — вмешался Сушиболото. — Вон у гобля зуб на зуб уже не попадает. — Смакла что-то возмущённо пискнул, возражая, но его никто не услышал. А тролль, зевая, закончил. — Не бери, Стеслав, в голову, брешут они от ума невеликого. Нету здеся Людоедов.

— А Старуха? — спросил Стёпка.

Сушиболото хмыкнул и нехотя признал:

— Старуха бродит. Однако нам её бояться нечего: в падь она не пойдёт и к огню не подступится. Спи.

…Стёпка лежал под шкурой, смотрел сквозь щели в борту повозки на огонь и перебирал в уме услышанное. Выходит, драконы здесь всё же есть. Водятся, значит, здеся драконы, причём в количествах немалых. Тьма-тьмущая драконов, которые громко хлопают по ночам крыльями, но их почему-то никто не боится и даже кони к ним притерпелись. Почему? Может быть, они здесь травоядные? Всё равно хочется на них посмотреть. Старуху он не боялся. А вот Людоед — это, конечно, страшно. Особенно, если вспомнить Ванькино преображение… Не забыть бы поинтересоваться завтра у тролля, не тот ли это Людоед вернулся… Нет, о Людоеде, кажется, Верес говорил… И незаметно для себя Стёпка уснул. И снились ему огромные травоядные драконы с коровьими головами. Драконы тяжело приземлялись на поляну и начинали объедать стога. Перечуй в кольчуге бегал за ними, размахивая мечом, и старался отогнать их от сена, а драконы увлечённо жевали, стегали по бокам зелёными хвостами и громко хлопали крыльями.

Стёпка позже так и не смог вспомнить, что его разбудило. Вроде бы, сначала кто-то закричал, и он спросонья решил, что уже утро, но потом тревожно заржали кони, зазвенело оружие; он выбрался из-под шкуры — было совсем темно. Сообразить он ничего не успел: чужие грубые руки схватили его за плечо и выдернули из повозки прямо через борт. Вот тут-то он и проснулся окончательно. Было очень больно и очень унизительно. Его бросили на землю, и когда он вскрикнул, ударившись коленом о камень, ему заткнули рот и поволокли в темноту, не заботясь о том, что ему нечем дышать. Он задёргался. Неведомый похититель сдавил ему шею так, что хрустнули позвонки, и прошипел:

— Удавлю!

В груди разрасталась нестерпимая боль, перед глазами замелькали огненные метельки. Дышать хотелось невыносимо. Стёпка понял, что ещё немного — и для него всё кончится навсегда.

«СТРАЖ!» — возопил он отчаянно. — «ПОМОГИ!»

Страж отозвался моментально. Чужие руки разжались, за спиной кто-то приглушённо всхрапнул, получив неожиданный и меткий удар пяткой в живот. Стёпка мягко упал на бок и быстро откатился в сторону, прямо под повозку, как оказалось. Горло болело, в груди полыхал огонь. Стёпка дышал и не мог надышаться. Страж прижимал его к земле, и холодные травинки щекотали ухо и щёку.

Отдышавшись, он приподнял голову. Подёрнутые пеплом угли тускло светились на месте догоревшего костра. Во мраке творилась неразличимая сумбурная возня. Мелькали фигуры троллей и гоблинов, кто-то хрипло ругался, кто-то стонал, катаясь по земле, тут и там со скрежетом сталкивалась острая сталь. Кипело ожесточённое сражение, но что из себя представляют нападающие, в темноте понять было трудно. Хотя чего тут понимать, ясно же, что приличные люди не станут под покровом темноты набрасываться на мирных путников. Разбойники, конечно, напали или, чего доброго, рыцари оркландские. Или… Нет, вряд ли это были весичи, вряд ли.