Элейн. Вам виднее.

Барни. По этой части нет никаких проблем.

Элейн. Так в чем же проблема?

Барни. Проблема в том… Простите, но мне казалось, что это так грубо. Ведь я вас совсем не знаю, и мне хотелось начать наши взаимоотношения, хотя бы, на основе взаимного уважения…

Элейн, Но если вы меня не знаете, как же вы можете меня уважать?

Барни. Могу. Потому что вы женщина. А женщин я уважаю.

Элейн. Послушайте, не обижайтесь. У вас нет таблеток? У меня начинается головная боль.

Барни. Опять по моей вине. Я смертельно надоел вам?

Элейн. Вы слишком самоуверенны. Я просто глина в ваших руках. Могу я налить сама себе виски? Обещаю, это будет немного, отметьте карандашом. (Наливает виски.)

Барни(наблюдая за ней). Элейн… Неужели вы действительно так холодны, как кажетесь?

Элейн. Да, я снимаю белье в перчатках.

Барни. Ветреная, умная, холодная… Вы не можете хотя бы одну минуту быть честной и искренней?

Элейн(пьет). Барни, я хочу дать вам один бесплатный совет, чтобы вы не считали этот день безнадежно загубленным. Если вы ищите вечную любовь и романтику, купите себе гитару и поезжайте в Испанию. (Ставит стакан). Я ухожу. Моя чаша терпения лопнула.

Барни. Холодная, черствая, бесчувственная женщина.

Элейн. Вы будете иметь дело с моим адвокатом по обвинению в оскорблении.

Барни. Простите меня за эти слова, но такое отношение к жизни ужасно.

Элейн(в дверях). Я вас простила.

Барни. Это опасный, печальный и жалкий путь.

Элейн останавливается, в ней закипает гнев.

Элейн. Вы — лицемер! Елейный, сюсюкающий, нюхающий свои пальцы лицемер! Кто вы такой, чтобы кого-то поучать, как жить? А что бы вы сделали, если бы я пришла к вам, полная смущения и трепета и сказала: "О, мистер Кэшмен, уберите руки, я замужняя женщина"!? Тогда бы вы стали уважать меня и боготворить и в момент откровения даже сказали бы, что вы меня любите. И вы отлично знаете, что утром вы будете стоять за прилавком, открывать рыбные консервы и молить бога, чтобы я никогда больше не появлялась в вашем ресторане. Разве это не так? Простите меня за циничную откровенность, но я люблю плотские отношения. Они согревают меня, стимулируют, дают ощущение, что я женщина. Для этого я и пришла сюда и вы этого ожидали. И не говорите мне: " Когда я был девятилетним ребенком, моя мать бросила меня и ушла к мяснику, и с тех пор я все время искал, кто бы меня полюбил. " Я не знаю ваших проблем, и мне на них наплевать. Держите при себе ваши лирические рыбные истории. В этом мире всем на всех наплевать. Каждый думает только о себе и это единственный путь, чтобы не сойти с ума… Если вы захотите получить экземпляр моей речи, пошлите конверт с обратным адресом и пятьдесят центов.

Барни. Прошу вас, не уходите.

Элейн. Уже пора… А в шесть часов мне нужно кормить моего тяжеловеса.

Барни. Но я не хочу, чтобы вы так ушли. Вы должны меня выслушать. Останьтесь на пять минут, пожалуйста!

Элейн. Не тратьте время. Мы с вами не сочетаемся. Несовместимость. Вам нужна прекрасная дама, а мне коробка сигарет. (Открывает дверь, он ее закрывает.)

Барни. Хорошо. Если я захочу удержать вас силой, я вас удержу. Вы же видели, как я открываю большие банки с консервами? Я сильнее вас.

Элейн(улыбаясь). И где же вы были раньше? В нашем распоряжении остается всего сорок минут, и вы наконец решили показать мне свою грубую физическую силу.

Барни. Пожалуйста, сядьте. Я вежливо вас об этом прошу.

Элейн. Вежливо? Хотите, чтобы я совсем остервенела? Толкните же меня, хотя бы!

Барни хватает ее за руку и грубо толкает в кресло. Элейн падает, удивленно смотрит на него, ошеломленная столь неожиданным поворотом дела. Он трясется от злости, угрожающе потрясает пальцем.

Барни. Сидеть на месте! Молчать! Не кашлять и не дышать! Вы будете так сидеть, пока я вас не отпущу. Если я от вас не получу сегодня ничего, я получу хотя бы ваше внимание! Извините! (Наливает виски, залпом осушает стакан.)

Уверен, вас не удивит, что вы — моя первая попытка завязать внебрачный контакт. За двадцать три года я не поцеловал ни одной посторонней женщины. Я женился на девушке, с которой мы вместе сидели на школьной скамье. Я полюбил ее, когда мне было шестнадцать лет и в двадцать четыре года я женился на ней… Я не курю, не играю, не пью. Сегодня вы одна выдули столько виски, сколько я не выпил за всю свою жизнь… Я не попадал ни в автомобильную катастрофу, ни в драку, никто не ломал мне костей. Моя температура никогда не поднималась выше тридцати семи… Жизнь была не только милостива ко мне, она меня просто не замечала… У меня, трое детей, которыми я горжусь, дом, заработанный тяжким трудом; моя жена — не кокетка и женщина без "изюминки", а добрая, заботливая, преданная жена, и я ее люблю. Спрашивается: какого черта я, после двадцати трех лет тихой, семейной жизни пишу вам адрес моей матери на обратной стороне вашего счета, покупаю бутылку виски, стаканчики и молю бога, чтобы меня не накрыли. А все это — зачем?.. Я объясню вам — зачем. У меня никогда не было этого стремления. Оно появилось два года назад, мне сорок семь лет, и впервые в жизни я подумал о смерти. И эта мысль стала частью моего существования. Каждый день я читаю некрологи и радуюсь, что не нахожу в них своего имени… Но я знаю, что рано или поздно это случится, быть может даже раньше, чем ожидаешь. И я спросил себя: "Все ли ты взял от жизни, Барни? Ты прожил сорок семь лет и ты прожил их серенько". Общий баланс моей жизни — посредственно. С этим я и сойду в могилу. У меня будут серенькие похороны, хотя меня похоронят в синем костюме. Жена погорюет обо мне и через полгода выйдет замуж за другого какого-нибудь середнячка… И быть может, подарит ему мой коричневый спортивный пиджак из твида. Я не осуждаю ее. Все это так естественно. Жизнь идет вперед. Но пока она идет, разве она не должна… идти больше, чем на "посредственно"? Должно же в ней быть что-то еще? Помимо того, что ты каждое утро в одиннадцать часов открываешь свой ресторан? Что ты три недели в году проводишь свой отпуск на курорте с такими же пожилыми ожиревшими мужчинами, как ты сам? И мне хочется скорее вернуться домой, чтобы в одиннадцать часов снова открыть свой ресторан. Могу ли я хоть раз в жизни отдаться своим фантазиям, тайным мечтам, испытать нечто такое, чего никогда не испытывал?.. И мне захотелось изведать это с другой женщиной… Понравлюсь ли я ей, понравится ли она мне? Тысяча вопросов, на которые я не успею ответить, если завтра утром мое имя появится в траурном газетном столбце. И я решил раз в жизни дать себе волю. Я знаю, это нечестно по отношению к жене. Если бы она позволила себе такое, я бы ее никогда не простил. Итак, я начал смотреть по сторонам с намерением только на один день с головой окунуться в роман. Не какой-то дешевый, банальный пошлый роман, а серьезный, захватывающий, бурный… который на всю жизнь остался бы в моей памяти. А затем я бы снова вернулся к обычным делам и в одиннадцать часов утра открыл свой ресторан. Но я бы знал, что у меня БЫЛ этот незабываемый миг, который изменил шаблон моей жизни, и что в этот миг я не просто существовал — я жил!

Длительная пауза.

А теперь вы можете идти.

Элейн. Во время вашего рассказа я готова была заплакать, но я побоялась замочить ковер вашей матери.

Барни. Я надеялся, что вы что-то поймете, хотя не очень — то на это рассчитывал.

Элейн. Все было безумно интересно. Я получила истинное удовольствие. Но есть причины, которые мешают мне сочувствовать горю. Во-первых: человек, который хочет испытать настоящую, безумную любовь с женщиной, которую подцепил в рыбном ресторане — либо отстал в своем сексуальном развитии, либо он потенциальный идиот. Во-вторых: все, что вы сказали о смерти, давным-давно уже было сказано. Все мы смертны, мистер Кэшмен. Я, лично, умерла уже полгода назад. А сейчас я просто привожу в порядок свои дела… Барни, мы с вами потеряли частицу времени, отведенного нам в этой жизни. Но я вас не упрекаю. Я сама виновата. Если бы я обожала говядину или капусту, я бы сидела сейчас в квартире какого-нибудь здоровенного ирландца и бурно бы вместе с ним проводила время… C'est la vie! Такова жизнь! Желаю вам удачи в поисках несбыточной мечты.