Затем вперед выступил колдун. Обратившись к духам великих предков, он просил их даровать сегодня богатую добычу. Двигаясь вдоль рядов, колдун осыпал воинов какой-то мелко нарезанной сухой травой, доставая ее из подвешенного к поясу мешочка. Считается, что поймавший хотя бы одну крупицу будет особенно удачлив – и, конечно, не преминет уделить колдуну часть дичи.

Когда обряд закончился, главный индуна разъяснил командирам отдельных импи (подразделений), куда им следует вести своих людей. Колонны отходили одна за другой в противоположных направлениях, постепенно растягиваясь в шеренги; в итоге был охвачен участок площадью в несколько квадратных миль. Расстояние между загонщиками составляло 15-20 шагов. После того как все заняли свои места, по цепям был передан приказ, и дальше фланги начали сближаться друг с другом; шеренги загонщиков постепенно сокращались, и одновременно поднялся невообразимый шум – люди кричали, визжали, ударяли копьями по щитам и били в небольшие барабаны. Дикие животные, обезумев от страха, метались в разные стороны, пытаясь вырваться из окружения, но везде натыкались на удары тяжелых копий. Основную часть добычи составляли бушбоки, карликовые антилопы и газели, но иногда попадались и более крупные – гну, водяные козлы и даже зебры. Бывало, что некоторым животным удавалось прорвать цепь загонщиков, но им вслед летели короткие дротики зулусов – ассегаи, остальное довершали собаки. Надо заметить, что местные охотничьи собаки – весьма внушительные звери, отлично справляющиеся со своими обязанностями; они выведены скрещиванием европейских борзых с кафрскими сторожевыми породами. Хорошая собака очень ценится, и две-три коровы не считаются слишком высокой платой.

В прошлом такие большие охоты играли немалую роль в жизни племени, и потому неудивительно, что зулусы выработали для них специальную терминологию. Так, место сбора, к которому сходятся охотники, называется «черепом», а цепи загонщиков – «рогами». Также очень тщательно сформулированы правила, определяющие, кому принадлежит та или иная добыча при коллективной охоте. Владельцем убитой антилопы является тот, кто первым ранил ее, даже если речь идет о незначительной царапине; тому, кто добыл животное, достается задняя часть туши. Законы эти соблюдаются весьма строго, в чем я убедился на собственном опыте. Однажды я подстрелил крупного бушбока; в тот же вечер ко мне пришел какой-то воин и заявил, что антилопа принадлежит ему, поскольку именно он ранил ее накануне, и указал на след своего ассегая на задней ноге. Разумеется, я отдал добычу, удовлетворившись причитающейся мне долей.

По мере того, как «рога» сближались, мы – несколько белых, участвовавших в охоте, – были вынуждены прекратить стрельбу и перейти на роль зрителей, чтобы пули дальнобойных ружей не ранили кого-нибудь из загонщиков. Но туземцы прекрасно обходились и без нашей помощи. Скоро все было закончено, и сотни убитых антилоп понесли к «черепу», где под наблюдением индун происходит дележ охотничьей добычи. Затем последовали благодарственные ритуальные танцы, и люди перешли в другое место, чтобы повторить загон.

Зулуленд был настоящим рассадником змей – нигде в Африке мне не встречалось больше ядовитых пресмыкающихся, чем здесь. Чаще всего попадался буфоттер: я дважды сталкивался с этой опасной змеей, но оба раза отделывался испугом.

Однажды я скрадывал каменного козла. На мне была обычная полевая форма, включавшая шерстяные гетры. Почувствовав легкий удар чего-то твердого по ноге, я подумал, что задел ветку, и сделал нетерпеливое движение, чтобы освободиться – все внимание было направлено на антилопу. В тот же миг я ощутил, что вторую ногу сжимает упругое кольцо, глянул вниз и увидел здоровенного буфоттера – он вонзил зубы в одну из гетр, а змеиный хвост обвился вокруг другой. К счастью, ядовитые зубы завязли в толстой шерстяной материи. Обезумев от страха, я сбил гадину на землю стволом ружья и колотил ее, пока не убил. В результате пострадала винтовка, зато козел мог благодарить судьбу.

Через некоторое время я, так сказать, провел ночь в одной постели с буфоттером. Наши постели устраивались тогда очень просто: несколько охапок травы, а сверху покрывало; подушкой служило седло. И вот однажды утром выяснилось, что змея устроилась на ночь в траве, на которой я спал – видимо, ее привлекло тепло. После этого случая я еще долго с повышенным вниманием относился к устройству своего ложа.

Вскоре мне довелось познакомиться с самой опасной из ядовитых змей Африки. В тот день, охотясь верхом, я застрелил дукера; антилопа упала в густой траве в сотне шагов от меня. Я направил лошадь к тому месту, и вдруг она резко остановилась, испуганно захрапев: навстречу нам из травы с шипением поднялась черная мамба. Моя реакция была мгновенной: опустив ствол дробовика, я нажал на спуск. Дробь на короткой дистанции действует подобно пуле, и выстрел оторвал змее голову.

Слухи о приближающейся войне носились в воздухе, и все же никто не хотел им верить. В конце сентября меня перевели в Эшове, а через неделю пришло известие: война объявлена, буры вторглись в Наталь.

Мы ждали отправки на фронт, но были жестоко разочарованы: в Эшове все шло по-старому, хотя в связи с переходом на военное положение нам прибавили жалованье. Европейцы по-прежнему играли в поло и в теннис, и в клубах давались балы. На одном из них, в перерыве между танцами, я узнал, что назначаюсь комендантом маленького пограничного форта Джалланд, куда и отправился, едва успев переодеться и собрать вещи.

Гарнизон форта состоял из двенадцати человек, из них двое белых, оба мои знакомые. Мы вели весьма привольную жизнь. Местность вокруг была холмистая, и время от времени на одном из дальних холмов показывались бурские патрули. Обрадовавшись развлечению, мы принимались палить по ним, и буры отвечали тем же. Эти перестрелки были совершенно безобидным препровождением времени – нас разделяло не меньше километра, и все обходилось без жертв.

Но сладкому житью в Джалланде скоро пришел конец – меня назначили офицером полевой связи, то есть попросту фельдъегерем, и в течение следующих месяцев я изрядно помотался с депешами и приказами по всей границе, иногда по двенадцать часов на вылезая из седла. Непосредственного участия в боевых действиях я не принимал, однако новая должность позволила мне побывать во многих горячих местах и многое повидать. Тем не менее я думаю, что воспоминаниям этого периода не место в книге о дикой Африке; англо-бурская война велась в основном европейцами против европейцев, и я упоминаю о ней лишь для того, чтобы точнее передать обстановку в стране в те годы.

В июне 1901 г. закончился срок моей службы в Горной полиции Наталя, и я решил перебраться в Германскую Юго-Западную Африку. Самым быстрым и надежным считался путь по морю.

Жизнь в портовых городах Южной Африки была очень оживленной. Солдаты и офицеры, прибывшие в короткий отпуск с театра военных действий, торопились истратить свое золото, пока их не настигла пуля бородатого бурского снайпера; клубы, пивные и рестораны были открыты круглосуточно. И повсюду броские плакаты приглашали всех желающих на вербовочные пункты – шел набор добровольцев.