В настоящее время, если я и не получил еще исчерпывающего, вполне определенного ответа на все мои вопросы, то во всяком случае лично для себя я разрушил целый ряд легенд, долго культивировавшихся в обществе, и нашел ответ хотя бы только на некоторые вопросы.

Дальнейшее беспристрастное изучение всего, относящегося к комиссии генерала Батюшина, должно перейти на страницы широкой прессы и вестись при той полной гласности, которая отныне обеспечена печатным словом.

Если правительство Николая II и Протопопова обычно прикрывало мошенников, клеветало на невинных, ставило препятствия к раскрытию истины, то правительство кн. Львова и Керенского сделает все, чтобы и суд, и общество беспрепятственно вынесли свое свободное и правильное решение по этому делу.

На это в высшей степени запутанное дело у меня составился вполне определенный взгляд, но, не останавливаясь на том, к чему я пришел, я буду продолжать изучать дело и буду очень благодарен за все указания. Мне хотелось бы, чтобы на предполагаемые мои статьи о делах, связанных с комиссией генерала Батюшина, читатели посмотрели бы не как на исследование с законченными выводами, не подлежащими пересмотру, а как на такую сводную работу, которую желательно проверить на глазах общества, пользуясь всеми его указаниями.

Комиссия генерала Батюшина была образована в июне 1916 года по распоряжению военных властей и в начале имела одно, очень определенное назначение: расследование деятельности главным образом банкира Рубинштейна.

Комиссия была составлена случайно и работала при совершенно ненормальных условиях. Со стороны петроградского правительства она встречала такие препятствия, что ген. Батюшин и его сотрудники не раз просили об отставке.

Предыдущая деятельность ген. Батюшина и его ближайших помощников за последние годы была теснейшим образом связана с борьбой с немецким военным шпионажем. Он, между прочим, вел и дело Мясоедова.

Эта прикосновенность ген. Батюшина к борьбе с немецким шпионажем и в особенности к делу повешенного Мясоедова заранее обеспечила ему ненависть со стороны тех, кто был защитником немецкого влияния в России. Их влияния были могущественны и опирались главным образом на Царское Село.

Не менее затрудняло работу комиссии и другое обстоятельство, тоже не имевшее отношения к делу (о чем мы будем говорить подробнее позднее), – это так часто повторяемые личные обвинения, если не против самого ген. Батюшина, на которого и большинство его врагов не взводит никаких личных обвинений, то против тех или иных из его сотрудников.

В батюшинской комиссии были подняты дела с многомиллионными интересами, касавшиеся десятков крупнейших банковских и финансовых дельцов. Говорили о колоссальных финансовых злоупотреблениях, касающихся войны и предательства армии. На карте стояло бытие или небытие армии, ее победа или поражение. Дамоклов меч повис над десятками крупнейших деятелей и дельцов. Борьба стала вестись на жизнь и на смерть. Вопрос шел о головах и жизни людей с огромным положением в обществе.

А русская общественная и политическая жизнь была в то время такова, что заинтересованные лица, при их связях, имели полную безнаказанную возможность пускать в ход подкупы, шантажи, угрозы. Они и совершали на каждом шагу подлоги, тягчайшие уголовные преступления и были вполне убеждены, что протекция, связи со двором, влияние темных сил, личные пожелания царя, Александры Федоровны, «старца» Распутина, Вырубовой, позволят им безнаказанно с необыкновенный легкостью ежедневно совершать то, что категорически запрещает закон и совесть.

Вот в какой атмосфере происходили дела, поднятые комиссией генерала Батюшина, в которых нам предстоит разбираться.

Пролить истинный свет на эти дела очень трудно. Перед нами задача необыкновенно сложная, но русская общественная жизнь теперь так свободна, в России теперь такая широкая возможность отыскивать истину, что нельзя и сомневаться в том, что на деятельность комиссии Батюшина будет, в конце концов, и даже очень скоро, пролит яркий свет.

Если послушать голоса одних, то можно прийти к заключению, что в России нет никакого немецкого шпионажа, нет никаких банковских злоупотреблений. В таком случае будет также понятно и то, почему в Петрограде за все время войны не было никаких дел о немецком шпионаже и почему петроградская контрразведка даром ела народный хлеб, а непонятным покажется только почему же генерал Батюшин и полковник Резанов так много и громко говорили о немецком шпионаже и пальцем тыкали на тех или иных определенных лиц, требуя предания их суду.

Если правы те, которые так розово и благодушно смотрят на банки и на немецкий шпионаж в Петрограде, то с их точки зрения роль генерала Батюшина и его сотрудников должна быть нарисована в самых ужасных красках.

Это или маньяки, видящие всюду уголовных преступников и немецких шпионов, маньяки, видящие мародеров и немецкую руку даже и там, где нет ни того, ни другого, или же хладнокровная ассоциация шантажистов, которые под святым знаменем борьбы с мародерством, с немецким засилием и немецким шпионством систематически устраивают грандиозные облавы на ни в чем не повинных банкиров с целью путем шантажа вырвать у них из горла миллионные взятки и при этом хладнокровно приносят в жертву не только свою совесть и честь, но самые глубокие, самые жизненные интересы страны.

Именно в таком духе говорят в некоторых газетах о комиссии генерала Батюшина. В таком же духе усердно говорят об этой комиссии финансовые дельцы вроде Рубинштейна, которых преследовала комиссия.

Но не все так смотрят на комиссию генерала Батюшина. О ней в то же самое время мы слышим и совершенно иные голоса. Эти голоса говорят нам уже о чем-то бесконечно более важном, чем о возможном преступлении одного какого-то генерала и его сотрудников. Они говорят о таких безмерных народных несчастьях, когда одно только приходится крикнуть: «Караул! Грабят!»