Дима: – Наша пресная повседневность требует острых приправ. Космическая фантастика – это горчица. Киберпанк – соус чили. Фэнтези – душистая смесь вроде сухой аджики. Если же рассуждать в философских терминах, то сейчас культура переживает острый кризис маскулинности и феминности, хотя на Украине и в России этот кризис выражен слабее, чем в США, например. Так или иначе, мужчине сейчас тяжело чувствовать себя Героем и Любовником, а женщине, соответственно, не менее трудно ощущать себя Героиней и Возлюбленной Подругой. Ну, а фэнтези поставляет прекрасные образцы и того, и другого.

– В отличие от обычного человека вы можете видоизменять реальность по своему усмотрению. Что именно вы меняете?

Яна: – Целые слои реальности. Например, «воюем» с ее технократическим аспектом. Если говорить о роли личности, то в наших романах, в отличие от обычной жизни, конкретная личность может сделать очень многое для своего отечества, для своего мира, для себя. Мы ведь пишем «героические» тексты. Людям приятно чувствовать себя героями. А реальность редко предоставляет им такую возможность.

Дима: – Наши авторские, рукотворные миры ярче и интереснее, но едва ли лучше. Просто мы пишем свои миры крупными, контрастными мазками, в то время как наш мир весь исполнен в полутонах, да еще и затуманен повседневностью.

– Какие основные «страсти», на ваш взгляд, движут людьми?

Дима: – Философский экзистенциализм XX века дает весьма внятный ответ. Это любовь, страх и переживание одиночества. Такие чувства и качества души, как ненависть, зависть, сопереживание, тщеславие, альтруизм, мизантропия и множество других являются либо комбинациями, либо следствиями трех названных «страстей» или, пользуясь профессиональным языком, «экзистенциалов».

Яна: – Я думаю, что основная страсть человечества – развлекаться. Вторая – как можно меньше думать и решать. Ну, и третья – страсть к продолжению рода. А такие «классические» романные страсти, как честолюбие, желание любить, познавать, мстить и повелевать, в современном мире проявлены довольно слабо. Девяносто процентов населения любой «развитой» страны больше всего на свете любит, увы, смотреть телевизор.

– А ваши герои?

Яна: – Наши герои, как правило, крайне влюбчивы, крайне честолюбивы и ужасно любознательны. «Низменные» страсти – а именно жажда удовольствий, азарт и похоть – им, как правило, тоже не чужды. Нередко ими движут страх или инстинкт самосохранения.

Дима: – Однако туг есть тонкость. Я, будучи человеком из плоти и крови, постоянно нахожусь во власти сложной композиции чувств-полутонов. Но обычно фэнтези не терпят такой сложности, здесь на первый план должны выйти обнаженные экзистенциалы и их ближайшие производные. Ненависть, метафизический ужас перед потусторонним, демоническая жажда власти, плотская страсть, тщеславие воина, любовь – в общем, сильные чувства сильных людей. Как у Софокла или, скажем, у Виктора Гюго.

– Что же такое любовь?

Яна: – Жертвенное, самоотверженное чувство, а не синоним «привязанности», как сейчас. Любовь в современном мире чрезвычайно редка, даже самая обыкновенная, при постоянной занятости у людей попросту не остается энергии.

Дима: – Сейчас любовь на 80 процентов есть продукт социального конструктивизма и только на 20 нечто подлинное. Культурные установки и веления социума постоянно тащат Человека куда-то мимо конкретного Другого в область достаточно абстрактных категорий. «Работай! Иначе не выплатишь кредит за свой дом». «Посмотри телевизор! Иначе не узнаешь о новых убийствах в Афганистане». «Вожделей к Сидни Кроуфорд! Она – эталон плотской красоты». Тысячи подобных императивов создают духовный климат в каждой отдельно взятой голове, а в совокупности таких голов – миллиарды. Что остается от любви под таким прессингом к 35 годам?! Поэтому мы заставляем своих героев влюбляться и переживать свою любовь так, как сейчас, возможно, просто не умеют. Пытаемся заново научить наших читателей любить.

– А какие мыслители составляют, на ваш взгляд, цепочку, ведущую из глубины веков к Новому Средневековью?

Яна: – По количеству социальных потрясений список возглавляют, конечно, Маркс с Энгельсом. По «индексу цитируемости» лидером будет Зигмунд Фрейд, который первым вскрыл и продемонстрировал механику темных сторон человеческой личности и ввел язык для анализа психики. Для двадцатого века это было огромным потрясением. Древний человек, впервые увидевший свое отражение в зеркале, поразился, наверное, не меньше. Одна из самых ярких фигур восточной философии – древнекитайский мыслитель Конфуций. Его учение настолько потрясло древних китайцев, что в 555 году его обожествил и. Кстати, в Китае до сих пор очень почитаемы потомки Конфуция – потомки в шестьдесят пятом (!) колене.

Дима: – Думаю, это Аристотель, Августин Аврелий, Фома Аквинский, Кант, Ницше и Гуссерль. Аристотель первым в европейской традиции показал, что такой туманный предмет, как метафизика, может быть подчинен рациональной логике, и открыл возможность строить доказательства существования Бога и рассуждать о его атрибутах. Августин был первым последовательным интерпретатором Нового Завета – европейское христианство, по большей части, религия не Христа, а Августина. Фома довел до совершенства дело, начатое Аристотелем, завершив средневековую схоластику. Его философская концепция смогла подтолкнуть Европу от чистого созерцания Бога к созерцанию, а затем и изучению природы. В официальной доктрине Фомы, получившей название томизма, берет начало вся наука Возрождения и Нового Времени.