Шрифт:
Может, вы еще спросите, девочка или мальчик у ей родился. А мы почем знаем? Мы у ей ребят не крестили.
Родные люди
Этот разговор я записал дословно. И пусть читатель плюнет мне в глаза, если я хоть что-нибудь преувеличил. Я ничего не преувеличил. Все в аккурат так и было.
Разговор произошел в тюрьме. В приемной комнате. Мать пришла на свидание к сыну.
Встреча была сердечная. Мамаша радостно плакала. Сын тоже посапывал носом.
После первых слез и горячих поцелуев мать и сын уселись на скамейку рядышком.
— Ну так, — сказал сын. — Пришла, значит.
— Пришла, Васенька, — сказала мать.
— Так, — повторил сын.
Он с любопытством посмотрел на серую казенную стену, потом на дверь, на печку и наконец перевел взгляд на свои сандалии.
— Так, — в третий раз сказал сын и вздохнул…
Мать тоже вздохнула и, перебирая пальцами бахромки байкового своего платка, посмотрела по сторонам.
— Ну вот, — сказал сын и шумно высморкался.
Оба после этого сидели молча минуты три.
Наконец сын сказал:
— А свиданье, мамаша, нынче сильно ограничили. Двадцать минут, говорят, дается на свиданье.
— Мало это, Васенька, — укоризненно сказала мать.
— Да уж, конечно, немного, — сказал сын.
— Я так думаю, Васенька, что нам очень даже мало — двадцать минут-то. Не поговорить с родным человеком, ничего такого…
Мать покачала головой и добавила:
— Ну уж я пойду, Васенька.
— Ну иди, мамаша.
Оба оживленно встали, вздохнули и поцеловались. Сын сказал:
— Ну так. Ладно. Заходи, мамаша… Да, чего я еще хотел сказать? Да, плита-то в кухне все еще дымит, мамаша?
— Плита-то? Дымит, Васенька. Обязательно дымит. Давеча всю квартиру дымом заразило.
— Ну так… Иди, мамаша.
Мать и сын полюбовались друг другом и разошлись.
Бабье счастье
Бабам, милые мои, нынче житьишко. Крупно богатеют наши бабы. Как сыр в масле катаются.
Уж на что, скажем, наша знакомая тетя Нюша серая дамочка — и та, дьявол, разбогатела.
Главное, по серости своей она не сразу и разобралась в своем капитале. После только во вкус вошла. А сначала испугалась это ужасно как.
А скрутило, милые мои, ее в январе месяце. В январе месяце ее скрутило, а в феврале месяце бежит наша тетя Нюша к врачу за бесплатным советом — мол, как и отчего ее скрутило и не объелась ли она, часом.
Доктор постучал тетю Нюшу трубочкой и признает у ней беременность на седьмом месяце.
Очень от этих слов тетя Нюша расстроилась, однако спорить и ругаться с врачом не стала и пошла себе.
И приходит она, милые мои, домой, серая, как подушка, присаживается на стульчак и обижается на окружающих.
— Да что ж это, граждане, происходит на земном шаре? Да как же, говорит, я теперича, войдите в положение, наниматься буду? Ну, например, стирка или постирушка, или полы мыть. А мне, может, как раз в это время с ребенком упражняться нужно.
Так вот сидит тетя Нюша, рыдает и не слушает никаких резонов.
Соседи говорят:
— Тут, бабонька, рыдать не приходится. Это, говорит, даже напротив того, довольно счастливая случайность при вашей бедности. Это, говорят, небольшой, но верный капитал по нынешним временам, вроде валюты… На кого, между прочим, думаешь-то?
Тетя Нюша сквозь слезы отвечает:
— Одним словом, граждане, думать мне нечего. Либо дворник Мишка, либо торговец Четыркин, либо Пашка полотер. Одно из двух.
Соседи говорят:
— Бери, милая, конечно, Четыркина. У Четыркина все-таки ларек, и, может, он, Четыркин, рублей триста зарабатывает. Сто рублей тебе, а остальные пущай хоть пропивает с горя.
Стала тут тетя Нюша веселиться и чай внакладку пить, а после и говорит:
— Жалею я, граждане, что раньше не знала. Я бы, говорит, давно жила прилично.
Так и разбогатела тетя Нюша.
Сто целковых в месяц, ровно спец, лопатой огребает.
Худо ли!
Герой
Ну вот. Каждый день пишешь, стараешься, нервы свои треплешь, а публика, между прочим, все недовольна.
— Что вы, говорят, гражданин хороший, все анекдотики строчите. Вы бы, говорят, заместо того написали бы чего-нибудь этакое натуральное, из жизни.