оставив меня здесь?

Наверху было пока прохладно, и поэтому я,

продрогнув, спустилась вниз под жалобные песни своего желудка. Кстати о насущном.

Надеюсь, с голода мне не придется здесь помирать?

Холодильник оказался забит всем, кроме алкоголя, кофеварка работала исправно,

голодная смерть мне не грозила. Чего не скажешь о преждевременной кончине от скуки. Кроме телевизора с безумным количеством каналов на всех языках мира и плаванья в бассейне никаких других развлечений и занятий тут не было. И охраны,

которую можно донимать, тоже не наблюдалось. Можно было еще следить за пролетающими в сторону материка птицами.

Но тогда становилось уж совсем тоскливо.

Как прошел мой день? Ну, как на скале, на которой не обнаружилось даже чахлой растительности при тщательном ее осмотре.

Я обошла ее вдоль и поперек, посидела на краю бассейна, болтая ногами в воде, ела,

пила. Один раз видела на горизонте пролетавший маленький самолет. Около часа наблюдала за парусом, едва видимым на горизонте, в надежде, что он приблизится. Но вместо этого он просто исчез. Долго думала о сегодняшнем сне, припоминая все подробности, но они смазывались в моем сознании, и с каждым часом, несмотря на мои усилия, становились все более размытыми.

Осталось только ощущение одновременно и боли, и радости из-за того, что мама, наконец,

спустя столько лет пришла ко мне во сне.

Почему именно сейчас? Когда стемнело и похолодало, спустилась вниз. Найдя пульт,

управляющий освещением, я превратила это каменное логово в чертов маяк в ночи,

поставив освещение на максимум. Включила телевизор на почти полную громкость, найдя музыкальный канал. Но это все, как ни странно, только усилило ощущения одиночества и оторванности от всего мира. Я

стояла у огромного внешнего стекла и ощущала себя единственной пассажиркой какого-то космического корабля, который движется в черной пустоте в миллионах километров до ближайшего живого человека.

Спала я плохо, потому что все время прислушивалась, не послышится ли приближающийся гул вертолетного двигателя.

Что же, если Рамзину хотелось добиться того,

чтобы я ждала его с нетерпением, ему это удалось. Даже не припомню, когда мне случалось так надеяться и сгорать от нетерпения, мечтая о появлении мужика. А

еще строить столько планов по его мучительному убийству, ну, или на самый крайний случай частичной кастрации с помощью столовых приборов.

Понятия не имею, можно ли летать на вертолетах ночью, но Рамзин не появился ни к утру, ни к обеду следующего дня. От безделья я передвинула всю ту мебель, которая оказалась мне по силам, злорадно представляя, что Рамзин вернется глубокой ночью, а я нарочно выключу весь свет, и он себе все кости переломает, пока до постели доберется. Мелко и гаденько, но хоть что-то.

Потом уничтожила отпечатки собственного лба и рук на стекле, с остервенением оттирая то, что напоминало об очередном моменте моей неспособности сопротивляться этому гребаному хищнику. Снаружи явно портилась погода, и я подтянула кресло к самой прозрачной преграде, отделяющей меня от нарастающей ярости природы. До самой темноты я наблюдала, как постепенно меняется цвет морской воды от зеленоватосиней до свинцово-серой, как волны становятся все выше, и на из верхушках появляются клочки белой пены. Солнца больше не было, а небо закрыли мрачные тяжелые тучи. Вскоре появился и новый звук,

напоминающий ритмичные, глухие удары, и я поняла, что это окружающий океан обрушивается раз за разом, вгрызаясь в тело скалы, мечтая ее разрушить до основания.

Этот звук мешал мне уснуть почти полночи,

потому что его монотонность периодически прерывалась особенно мощными ударами, от которых мне казалось, скала, и правда,

содрогалась. Я лежала и попеременно то кляла Рамзина за то, что он затащил меня сюда, то бесилась, что его нет рядом, чтобы я могла сейчас уткнуться в его бок носом и заснуть, наплевав на все творящееся за пределами этой тюрьмы-убежища.

Просыпаюсь я от ощущения влажного горячего облизывания на моей пояснице и мычу, выгибаясь и подставляясь под это замечательное прикосновение. Сзади хмыкают, и ласкающие губы становятся настойчивей, уверенно передвигаясь к моим ягодицам, с которых медленно и явно не по волшебству сползают пижамные штаны.

— М-м-м, зачем ты вообще легла одетой?
–

хриплый рамзинский голос и резкое дыхание проходятся по еще влажной после его ласки коже и тут же приводит меня в чувство.

— С-с-сука! — шиплю я, тут же вспоминая весь тот список способов его умрещвления,