— Я же объяснила, что его жена уехала в отпуск!

— Какое отношение имеет отъезд жены Куприянова к вашему… к вашей выдумке о цирке?

— Ах да, об этом я еще не сказала. Видите ли, когда Любочка, — это жена Куприянова, — уезжала, она, прямо-таки умоляла меня… Она боялась, что Григорий Матвеич станет ухаживать за Зиночкой. Просила меня следить за ним…

— У нее были основания для таких подозрений? — спросил Мохов.

Скрипкина затрясла кудряшками.

— Еще бы! У Кривулиной вдруг появились дорогие вещи: английские туфли, пальто с норковым воротником, холодильник висячий. А в день ее трагической смерти я сама видела на ее руке золотое кольцо с камнем. Представляете?! Это на ее-то зарплату! Любочка мне сказала, что не иначе, как Григорий Матвеич делает ей памятные ценные подарки. А за какие глаза, спрашивается?!

— Но разве Куприянов получает такую большую зарплату, что имеет возможность делать дорогие подарки?

Лицо Скрипкиной сразу приняло настороженное выражение:

— А этого, вы меня извините, я не знаю. Я в чужие дела не вмешиваюсь.

— Хорошо. Вернемся к нашему разговору. Что же произошло вечером, когда они думали, что вас нет дома?

— Страшная сцена! Сижу тихо в своей комнате, слышу, пришла Зиночка. Что-то там повозилась в комнате, потом пошла на кухню варить чего-то. А кухня как раз напротив моей комнаты. Вскоре, слышу, и Григорий Матвеич появился, и сразу к Зиночке на кухню. Они, конечно, думают, что в квартире никого нет, — дверь в кухню настежь. Я прямо дышать перестала, чтобы не пропустить чего. Поначалу они говорили совсем тихо, я даже расстроилась, ничего не слышно, думаю, как же я теперь в глаза Любочке смотреть буду — рассказывать нечего. И вдруг, представляете, слышу крики. И он кричит, и она кричит. Прямо страшно… — Скрипкина остановилась, перевела дух и водворила на место непокорную шляпку.

— Почему же они кричали, — вы что-нибудь поняли?

— Что кричали — помню, а в чем было дело — не разобрала.

— Что же они кричали?

— Первой закричала покойница, прямо зашлась: «Меня… — кричит, — задешево не купишь! Я твои махинации знаю! Недаром на коммутаторе в твоем СМУ два года работала. Все твои разговоры по телефону помню. Ты у меня со своими дружками загремишь, не опомнишься! Десятка тебе обеспечена!» Я, товарищ лейтенант, признаюсь, не поняла, при чем здесь десятка, кто ее должен дать Григорию Матвеичу…

— Это неважно. Прошу вас продолжать. Что ответил Куприянов Кривулиной?

— Жутко вспомнить! Он замахнулся на нее кулаком!

— Постойте. Вы были в своей комнате, как же вам удалось увидеть, что Куприянов замахнулся на нее кулаком?

Скрипкина отвела глаза в сторону и беззвучно хихикнула.

— Еще раз прошу объяснить, каким образом вы могли увидеть, что делается в кухне, если вы находились в своей комнате за закрытой дверью?

— У меня, товарищ лейтенант, над дверью фрамуга, она застекленная, я и увидела.

— Как же вы могли видеть через фрамугу, она же высоко, выше двери?

— А я сразу же стремяночку подтянула, — я свою у себя держу. Мне с нее все видно было как на ладошке…

— Продолжайте. Ударил Куприянов Кривулину?

— Слава богу, не ударил, но такое сказал, такое сказал, что как вспомню — мурашки по спине бегают…

— Что же он сказал?

— «Я, — говорит, — тебя раньше на тот свет отправлю! Отравлю, как чумную крысу!» А покойница, можете представить, не испугалась, кричит в ответ: «И об этой угрозе сообщу кому надо! Только и думаешь меня со света сжить, от свидетеля избавиться!» И, не поверите, плеснула в него щами из кастрюли! Я, как увидела все это, как услышала, прямо со страху чуть со стремянки не свалилась.

— Как вы полагаете, что имела в виду Кривулина, говоря, что Куприянов хочет избавиться от нее, как от свидетельницы?

— Который день сама голову ломаю — ума не приложу, прямо извелась…

— Значит, Куприянов и Кривулина были за последнее время в ссоре? Не разговаривали друг с другом?

— В том-то и дело, что наоборот. Помирились! Не знаю, что и подумать! Ненавижу сплетни, но в интересах истины… Слышала, как он звал ее в театр.

— В театр или в кино?

— Вот уж не скажу точно. Может быть, и в кино. Твердо помню, что приглашал, только не помню куда именно.

— Постарайтесь припомнить точно, когда это было. Число?

— Число? Это было за два дня до гибели Зиночки. Значит, утром, третьего сентября.

— Кривулина согласилась пойти с ним?

— Она тихо ответила, так что не знаю, что сказала, а только думаю, что согласилась.

— Скажите, Антонина Ивановна, лично у вас отношения с Кривулиной были нормальные?

— Абсолютно!

— А с Куприяновым?

— Идеальные!

— Ну хорошо. Надеюсь, что наша беседа послужит на пользу дела. Предупреждаю вас, что наш разговор пока что никто, ни один человек, не должен знать. Если найдете нужным дополнить ваши показания новыми фактами — вот вам номер моего телефона, позвоните, и мы встретимся еще раз. Всего вам доброго, и помните — никому ни слова.

— Уж я, товарищ лейтенант, что-что, а тайны хранить умею. — И, поправив непокорную шляпку, Скрипкина встала, протянув с улыбкой Мохову руку, сверкающую перламутровыми ногтями.

Расставшись со Скрипкиной, Мохов сделал в блокноте запись: «Подарки Кривулиной? Угроза убийства: «Отравлю, как чумную крысу». Подслушивала на коммутаторе разговоры Куприянова (махинации)».

«Имеющиеся в личном деле анкета и автобиография Кривулиной Зинаиды Михеевны (до замужества — Быкова 3. М.) свидетельствуют, что она родилась 5 июля 1918 года в г. Минске, где и проживала до 10 июня 1941 года. 10 июня Быкова уехала в деревню под Минск к родственникам, предполагая провести у них отпуск, и, не успев эвакуироваться, осталась на временно оккупированной немцами территории. В феврале 1942 года Быкова вместе с другими девушками была угнана в Восточную Германию и отдана в батрачки помещику фон Траубе. В 1944 году за отказ работать на военном заводе была заключена в концентрационный лагерь, расположенный на территории Польши. Из лагеря освобождена Красной Армией в начале 1945 года. Далее в автобиографии Кривулина пишет: «Желая всей душой отблагодарить героическую Красную Армию, спасшую меня от неминуемой гибели в гитлеровском лагере, я видела свой долг советской патриотки в том, чтобы отдать все свои силы, а если понадобится, то и жизнь, борьбе с ненавистным фашизмом, и решила не возвращаться на Родину, пока враг не будет окончательно уничтожен. Мне удалось добиться зачисления в ряды Красной Армии, где я поначалу была регулировщицей, а зачем штабной машинисткой».