— Да, — девушка погладила потрепанную страничку, — хочу понять…

— Что именно?

Она долго не отвечала, задумчиво глядя вниз, на темные гребешки волн.

— Логику, — наконец заявила Бесс. — Хочу понять женскую логику.

Парень взял у нее книгу, посмотрел на обложку, где было написано «Капитал», и удивленно спросил:

— Думаешь, Маркс тут писал об этом? О женской логике?

Девушка забрала у него увесистый томик и усмехнулась.

— Большинство никогда не читали Маркса, а потому понятия не имеют, какого объема его книга. Иначе бы кто-нибудь заметил, что эта намного толще.

Молодой человек с любопытством наклонил голову.

Так это не «Капитал»?

— Почему же, он… и не только он. — Бесс пролистнула книгу.

Вильям заложил пальцы между страницами и, прищуриваясь, прочел:

— «Леди Маргарет с придыханием зашептала: — Лорд Ордиш, вы подлец, моя репутация в ваших руках, но мое тело не будет принадлежать вам…» — Парень осекся и недоуменно уставился на девушку.

Бесс пожала плечами.

— Эта леди Маргарет только и делает, что мечтает, как бы лорд Ордиш вместе со своим нефритовым стержнем в штанах предпринял уже что-нибудь.

Вильям хмыкнул, уточнив:

— А что ты пытаешься тут, собственно, понять?

— В каждой второй книжке герой вынужден брать героиню силой. Почему они говорят «нет», когда хотят ответить «да»? Как упростился бы мир, если бы женщины перестали лгать относительно своих истинных желаний. Разве нет?

— Ви-идимо, — промолвил парень, чья шея сильно изогнулась, а глаза, пробегающие строчку за строчкой, расширились.

Прочитав страничку, страшно смущенный, он выдохнул:

— Женщины это читают?

Бесс с аппетитом грызла шоколад, насмешливо глядя на парня. Затем запила кофе, открыла книгу — на одной странице был «Капитал», на другой вклеен лист с романом, и сказала:

— Когда читаю Маркса, я понимаю каждое слово, а когда читаю роман, не верю ни единому слову. Но если столько женщин их читают, значит, они верят?

Вильям поморщился.

— Я не очень-то разбираюсь в женщинах, увы.

— Да ну? — не поверила Бесс.

Он грустно улыбнулся.

— Точно говорю. — И, смеясь, добавил: — Но я знаю того, кто разбирается. Могу передать твой вопрос.

Бесс тряхнула хвостом.

— А давай. Спроси у своего умника: почему женщины лгут, что не хотят, когда на самом деле хотят!

Вильям посмотрел на нее долгим взглядом и, как ей показалось, собирался что-то сказать, но смолчал, потупился.

Тогда она вздохнула, проворчав:

— Ей-богу, ты как эта долбаная невинная леди Маргарет.

Он застенчиво спросил:

— Пойдем?

Девушка зевнула.

— Полагаю, по всем правилам я должна захлопать ресницами и спросить: «Куда»? и «Будет ли это угрожать моей репутации?».

В гостиной с видом из окон на Дворцовую площадь вокруг столика, заваленного глянцем, сидели четыре девушки.

— Поверить не могу, не могу поверить, не могу… — повторяла Наталья Важко, теребя острый кончик носа. Одетая в обтягивающее малиновое платье до колен и тунику из тончайшей белой шерсти поверх него, владелица журнала уже по десятому разу листала газету «Питерское Зазеркалье».

Сестры Кондратьевы, в красном и сиреневом брючных костюмах, расположились по обе стороны от хозяйки на диване.

Анастасия поглаживала в одном из журналов свой портрет, тихонько бормоча:

— Говорила же я этому художнику — глаза пошире рисовать, я же тут как китаец!

Виктория тоже разглядывала «Питерское Зазеркалье», то и дело издавая сдавленные смешки.

Анжелика держала перед собой фарфоровую чашку на блюдечке и смотрела на огонь в камине.

Наконец Важко надоело теребить свой нос, и она, тряхнув серыми тонкими волосами, сказала:

— Что же получается, вы снова с Лайонелом вместе?

Хозяйка квартиры отставила блюдце с чашкой, наполненной кровью, на край столика.

— Вот еще! Для меня он в прошлом!

Сестры недоверчиво переглянулись. Виктория спросила:

— Серьезно? Даже если он приползет на коленях?

Анастасия подхватила:

— Даже если будет умолять простить его?

Важко откинула голову назад и звонко засмеялась, а отсмеявшись, переспросила:

— На коленях? Умолять? Это Лайонел-то?

Анжелика поджала губы. Пусть она сама даже представить не могла то, о чем тут болтали Кондратьевы, но смех Важко ее раздосадовал.