Шрифт:
***
И он стал похож на пустой квадрат, Но смеялся чаще, чем год назад, Отпустил усы и крепко спал по ночам. Он не думал о ней, он играл в футбол, И играл на флейте. Он был – орел. Но когда она улыбалась – всегда молчал. Он истер подошвами свой предел, Он извел себя, но остался цел И вполне доволен без малого шесть недель. А потом в стене появилась дверь И оттуда выпрыгнул рыжий зверь И сказал: «Пойдем. Нам нужно поймать форель.» И они пошли. И пришли к мосту. И ловили рыбу, но всё не ту. И лежало солнце на черных макушках гор. И тянулось утро, как теплый воск. И входило лезвие в рыбий мозг, И сочились запахи, вязкие, как кагор. Зверь, балуясь, лапой сбивал укроп, Выгибался, бархатный морщил лоб, Окунался мордой в прыгучую плоть воды, И ревел, рывком разевая пасть. И шалея, рыба хватала снасть И взлетала – радугой в радужный влажный дым. И цвела под пальцами рыбья плоть, А ему казалось, что он – Господь. Он взбивал ногой леденящую пену дна И все длил и длил бесконечный день... Даже зверь, умаясь, улегся в тень. А спустя столетье из пены взошла она. И швырнула галькой в его блесну. Он взглянул на зверя, но зверь уснул. Он взглянул на солнце – и то поползло в зенит. А она, смеясь, выгрызала мед Из пчелиных лапок. «Не спи! Возьмет!» И тотчас меж пальцами вниз побежала нить. «Ах какая рыба! Ты дашь мне... часть?» Тут у зверя чуть приоткрылась пасть. Он взглянул на щель, из которой текла вода, И поднялся, хрустнув коленом. «Дам.» Улыбнулся мокрым своим следам И взошел на мост. Она же осталась там. Из «Языческих песен» ***
Когда весь мир. сойдя с ума, Вертясь подброшенной монетой, ворвался в сумасшедший март, На небеса взошла комета. Взошла сквозь сеть астральных карт, Затмив размывы млечной каши. Как хохотал безумец март! Во весь размах небесной чаши! Как бил в стошкурый барабан, Как ликовал, срываясь с крыши И обдавая луч-пуант Соленьем подколесной жижи. Сам господин Великий Пыл Хватал за бороды упрямых, Мелькнув сквозь стробоскоп толпы Худым лицом Прекрасной Дамы. И всех захлетывал азарт. Нещадно смешивая ритмы, Крушил стекло безумец-март. Комета двигалась к зениту. ***
– Я – Артафон. Артемиды пес. Быстрый ее аркан. Ветер Эгейи меня принес. Ветер полдневных стран. – Но не быстрее моих колен! Мне ль тебя не узнать, Пестроголовый мой? Я – олень! Попробуй меня взять! – Я – Артафон. Черномордый бог. Бог, терзающий сны Ланей. Я – лай. Я – мельканье ног. Выгнутый лук спины. – Тысячи лет, океан чащоб, Века и века подряд Я, оглянувшись через плечо, Вижу тебя, брат, И повелитель! Мой верный след, Если я не люблю, Дай оскорбляющей плоть стреле Выпачкать шерсть мою! – Да! Бесконечностью дней-погонь, Верой, к которой тверд, Я – Артафон! Рыжий огонь! Я без тебя – мертв! Близко. Между – один прыжок. – Жена моя и сестра... Санкт-Петербург. Подземный мешок. Восемь часов утра. ***
Король был хром. Возничий пьян. Гарольд косноязык. – Прошу добром! Она моя! И дергался кадык. – Приду с полком! Возьму на щит! Обещано – отдай! Король был хром. Но знаменит! Серьезный государь. Отец молчал. Народ роптал. Принцесса терла глаз. Гарольд скучал. Возничий спал. – Прошу в последний раз! Добром! Приду – возьму на щит! Отец махнул рукой: – Приду! Приду! Зачем кричит? Гасите факелы. Открой Ворота шыре /Ближним/ Тролль, Всего лишь – тролль.Иди! Иди, скажи ему, гарольд, Иди, скажи ему: Изволь! Еще:пусть запасает соль, А нет – и так сьедим. ***
Голос флейты остер и тонок, Кудри бога в смоле. – Помолись за меня, Мадонна, Страсть мою пожалей! Голос флейты упруг и резок, Щеки бога в пыли. – Потрудись за меня, Железо, Если мало молитв! Раскатись барабанной тряской, Будто по полю – град. Ноги бога в безумной пляске Мнут тугой виноград. Голос флейты – нездешний голос: Прочь, зверье, из берлог! Вон идет золотой и голый, Пьяный радостью бог! Не отринь же меня, Спаситель, Се Твое колдовство! Голос флейты – не голос витий, Это – голос живой. Бог идет по траве бессонниц, Не сгибая колен. Помолись за меня мадонне И хмельного налей. Голос флейты над полем битвы И над полем любви! Будь же счастье моей молитвой, Лучшей – наших молитв! ***
Он был гончар. Кувшинный творец. Создатель чаш и божков. Таков был дед его, и отец, И сам он тоже таков. Он трогал комья властной рукой, Как воин трогает меч. Душа земли обретает покой, Войдя в большеротую печь. Он был гончар.Деревянный круг С восхода и до конца. Он плел судьбу свою, как паук Плетет оружье ловца. В душе земли остается след Не глубже снятой вины. Он умер ста восемнадцати лет. За год до большой войны. ***
Все эти годы – один на один. Он, и его клеймо. Дорогой ландышей и седин,.. «Твоей дорогой, мой Господин!» Не вглубь – вкруговерть холмов. Колючей щекой, под колючий всхлип В древесное существо. Приник, притерся. Как плющ, как гриб, Сосущей болью к коре прилип: «О хоть бы ветви мои зажгли б!» Рябиновое вдовство. «Своя свобода!» Взвалив, как крест, «Ползи,языческий крот!» К тому, кто в соль превращает лес. А море – в соль. Позвоночный треск. В разводьях глаз – антрацитный блеск. – Иди ко мне, мой урод! Все эти годы: от пня до пня, Сам хлаже бугристых льдин. Как лань,бессмертие прочь гоня, Гнилые губы землей черня. И вот спросил его: – Чтишь? Меня? Солнце, мой Господин! ***
А солнце жжет сухой песок. Ему плевать, он мертв. Ну, брат, вдохнем еще разок, Толкнем густой багровый сок По стебелькам аорт. Пустыня – старый, жадный рот. Вот чертова печать На брюхе мира! Плешь. «Вперед!» На лошадях вскипает пот И лбы камней трещат. В аду для всех один закон: – Попробуй не умри! Поклон! Поклон! Еще поклон! Когда-то здесь издох дракон: Не выдержал жары. Был город. Всосан./Копоть-плоть На вогнутостях чаш/ Мозоли ног – песок молоть... Когда сюда пришел Господь, Все было, как сейчас.