— Именно так я и понял, сэр, — с поспешностью подтвердил ротмистр.

Усевшись в палатке, Скотт тут же сочинил послание ко всем, кто может оказаться в ней после их экспедиции. В нем капитан перечислил состав группы и сообщил, когда именно она достигла полюса. После этого Бауэрс вновь сфотографировал палатку, а доктор Уилсон сделал набросок рисунка.

Оставив записку там же, где находилась записка Амундсена, Скотт вместе со всеми осмотрел содержимое кожаных мешков, в которых каждый из группы мог подобрать себе запасные носки или рукавицы.

Понятно, что в сложной ситуации любая из этих вещиц могла бы спасти полярнику жизнь, но капитан не мог избавиться от ощущения, что в благородной жертвенности норвежцев заложено нечто унизительное, что должно было еще раз напомнить британцам об их поражении. Кроме того, в одном из мешков полярники нашли очень важные для себя инструменты: два секстанта, искусственный норвежский горизонт и два гипсометра норвежского и английского производства.

— Что ж, по пути к полюсу могло случиться всякое, — задумчиво произнес начальник экспедиции, завершая осмотр норвежской «посылки». — И в определенных условиях нам пришлось бы искренне благодарить Амундсена за его спасительную щедрость.

— Хотя понятно, что таким образом скандинав всего лишь избавлялся от лишнего груза, — проворчал неугомонный Отс.

— Не думаю, чтобы все выглядело именно так — «избавлялся от лишнего груза», — возразил Уилсон. — Тем более что никто не принуждает нас пользоваться щедростью Норвежца.

И лишь Генри Бауэрс отреагировал так, как и обязан был отреагировать всякий уважающий себя каптенармус. Исходя из принципа: «Береженого и Бог бережет», он на всякий случай положил в рюкзак секстант английского производства, а каждому из спутников посоветовал подобрать себе запасные рукавицы и носки, показав при этом личный пример.

Завтракали они тоже в палатке норвежцев, придерживаясь «заговора молчания». Ни оживленности в скупых словах, ни радости во взорах. Вообще само их поведение напоминало пир побежденных на могильнике собственных надежд. И все же прощание с полярным лагерем норвежцев превратилось в своеобразный ритуал: как-никак палатка на полюсе оставалась не только единственным свидетельством былого присутствия здесь человека, но своеобразным мемориальным знаком всем им, полярным первопроходцам.

— Жаль, что мы так и не встретились с норвежцами, — с грустью проговорил Бауэрс, когда начальник экспедиции приказал готовиться к выступлению.

— Зачем? — иронично поинтересовался ротмистр Отс. — Чтобы оказаться гостями в их лагере и пережить еще большее унижение?

— Встреча на полюсе экспедиций двух стран, встреча двух известных полярников… — само по себе событие неординарное, достойно передовиц всех газет мира.

— Встретиться, чтобы потом долго выяснять, кому принадлежат лавры первооткрывателей? Нет уж, увольте. Представляю себе, какой спринтерской была бы гонка к полюсу, если бы мы заметили друг друга хотя бы в районе черного флага Норвежца. Сколько сил и пота было бы растрачено во имя престижа.

— Мы так обрадовались бы друг другу, сэр, — мечтательно возразил лейтенант, — что вряд ли задумывались бы над нюансами престижа.

Скотт давно обратил внимание, что «континентальная ностальгия» донимает лейтенанта сильнее, чем кого бы то ни было другого.

К тому же он больше других тяготился замкнутостью круга своих спутников и неотвратимостью их компании. Сорокатрехлетний капитан, имевший за плечами опыт нескольких экспедиций, готов бы списать это на молодость Бауэрса, хотя тут же признавал, что эта же молодость не мешает ему оставаться предельно исполнительным и вежливым, а значит, уживчивым.

Если когда-либо его дневниковые записи будут опубликованы, то Бауэрс или же кто-то из его потомков смогут узнать, что, решая для себя, кто из полярников должен будет сопровождать его в походе к Южному полюсу, он, капитан Скотт, написал: «Бауэрс подходит мне по всем показателям; я полагаю, что он не только наиболее закаленный путешественник из всех, побывавших в полярных областях, но и один из наиболее отважных.

О том, какую ценность представляет для полярной группы этот человек, я обычно говорю скорее намеками, чем прямо. Но нельзя не отметить его неутомимую энергию и поразительную выносливость, позволяющие ему продолжать работу в таких условиях, которые полностью парализуют других. Не было еще столь крепкого, деятельного и непобедимого человека, как этот маленький Бауэрс».

Правда, из этих же записей они узнают, что за этим низкорослым, щуплым лейтенантиком в отряде прочно закрепилось прозвище «Птичка», но после всего, что они узнают о вкладе Генри в экспедицию, вряд ли эта кличка покажется им унизительной.

Вернувшись в свой лагерь, они какое-то время задумчиво потоптались возле саней и расстеленной на снегу, но так и не установленной палатки, затем, по команде Скотта, неохотно набросили на себя «упряжь».

— Это уже путь домой? — со скрытой надеждой в голосе спросил Эванс, теперь уже постоянно терпевший мучения, которые причиняли ему обмороженные руки.