Я перешел в наступление, нанес несколько ударов, затем – ложный финт, и когда янычар, уходя от моего удара, повернулся ко мне боком, я нанес удар из-за спины. Удар коварный, и он достиг цели – сабля ударила янычара плашмя, лишь слегка разрезав ткань его короткой курточки. Я остановился и воткнул саблю острием в землю.

– Ты убит.

Лицо янычара полыхнуло румянцем.

– Это случайность.

Визирь развел руками:

– Ты честно одержал победу, чужеземец, и мы все были свидетелями. А тебе, – он повернулся к янычару, – десять палок в наказание.

Янычар взглянул на меня с ненавистью, выдернул из земли мою саблю и направился к своим.

– Ты решился принять ислам? – обратился ко мне визирь. – Я хотел бы иметь тебя своим помощником или советником. Думаю, что ты еще не все свои способности раскрыл передо мною, хотя не скрою – я удивлен. Янычар с детства учится воевать, а тебе удалось его одолеть. Джафар учился лечить у лучших османских лекарей, а на операции оказался у тебя в роли подмастерья. Ты очень умен и догадлив, у тебя хорошая память, язык твой и уста принадлежат сказочнику. Если царь Иван разбрасывается такими подданными, то он расточителен. – Визирь глубоко вздохнул и продолжил: – Мои визири и советники думают только о своих карманах – как бы бакшиш получить побольше, обросли гаремами и многочисленной родней. Каждый, кто получил хоть маленькую власть, плетет интриги и старается по головам пролезть на более высокую должность. У тебя здесь нет родни, которая будет просить у тебя должности, поэтому ты будешь спокойно работать во имя Высокой Порты.

– Прости, великий визирь. Приятно слышать из твоих уст столь лестные слова, и не будь я русским, наверное, принял бы твое предложение.

Визирь меня перебил:

– Ты думаешь, я осман? Я серб, принял ислам, и теперь – второе лицо в государстве. Ты можешь стать третьим, и все они, – он указал на турок, стоявших поодаль, – будут счастливы целовать носки твоих сапог.

Я молча поклонился.

Визирь скрежетнул зубами, махнул рукой. К нему подвели скакуна. Он взлетел в седло и с места рванул в галоп. Сопровождающие тоже оседлали коней и поскакали за ним. Одна моя лошадь стояла сиротливо, да замерли у пушки турки-артиллеристы.

Я перевел дух. Разговор получился не очень приятный. Чтобы отказать великому визирю да на его земле – тут не просто смелость нужна. Что стоило ему срубить мне голову? Да и теперь – куда мне направиться – во дворец визиря или на корабль к купцам? Все-таки надо вернуть лошадь, да и не пешком же идти в город?

Я дошел до лошади, поднялся в седло, тронул поводья. Ехал я не спеша, и часа через полтора был в Стамбуле.

День катился к вечеру, еще часа три – и будет темно.

Я подъехал к дворцу визиря, соскочил с коня, отдал поводья скакуна янычару, немало его удивив.

– Конь из конюшни великого визиря – возвращаю.

– Кто ты такой?

– Чужеземец.

Я повернулся и пошел в порт. Найдя свой корабль, взошел на борт. Купцы встретили меня восторженно.

– Где ты был, мы уж думали – несчастье случилось! Вовремя ты вернулся – мы уже товары купили для обратной дороги. Ну, коли ты сам явился и искать тебя не надо, так завтра с утра и отплываем.

Я улегся на свой соломенный матрас. Уснуть не мог – казалось, что в матрасе не солома, а иголки. Чем обернется мой отказ визирю? Судно в турецком порту, и визирь властен сделать со мной все, что захочет. Скорее бы уже выйти в море.

До утра я не сомкнул глаз, обуреваемый самыми разными мыслями. Но вот взошло солнце, команда позавтракала, и мы отдали швартовы. Корабль медленно отошел от причала, и мы направились к выходу из бухты. Я перевел дух – обошлось. Жаль только, что во дворце остались мои инструменты – ну да бог с ними, сделаю себе другие. Главное – я остался жив, не в плену, и у меня есть деньги, что заработал с Джафаром. Причем деньги изрядные, правда – в турецких акче, но все равно – серебро, любой купец примет в уплату.

Раздались возгласы команды, все показывали руками назад. Я обернулся – нас догоняла небольшая галера. Дружные взмахи гребцов гнали судно прямо к нам. На выходе из бухты загромыхала цепь, преградив нам путь в открытое море. Кормчий спустил парус, ушкуй встал. Галера подошла к нашему борту.

– Кто здесь лекарь?

Я подошел к борту:

– Я.

Дальше разговор шел на турецком.

– Прими.

Турок передал мне мой кожаный мешок с инструментами. Я обрадовался инструментам, а еще больше тому, что меня не арестовывают и не ссаживают с корабля.

– А еще этот мешочек. – Турок передал мне мешочек, судя по звону – с деньгами. – И лично от визиря. – Он протянул продолговатый сверток в шелковой ткани. – Великий визирь просил передать тебе благодарность за лечение дочери и пожелание счастливого пути.

Галера отвалила от борта. Стоявший на носу турок трижды взмахнул белым платком, и цепи громыхнули, освободив выход в море. На корабле подняли парус, и мы оказались на морских просторах. Меня обступили купцы и команда.

– О чем говорил турок, почему нас остановили?