Шрифт:
Ольбрыхский рассказывал: «Стараясь, чтобы не оставались порожними рюмки, вспоминали лишь наши с Володей забавные происшествия, потому что печали за столом он, боже сохрани, не переносил. Мы не плакали, потому что раньше все выплакали в церкви, где одетый в черное, опохмелившийся – тут я его понимаю – Шемякин рыдал в голос, чем не нарушал церемонию, так как еще громче звучали прекрасные григорианские хоры. Впрочем, каждый из нас время от времени всхлипывал потихоньку…»
Даниэль обещал Влади, что обязательно приедет в Москву на сорок дней памяти Высоцкого.
Но кто мог предположить, в том числе Ольбрыхский, что в Польше к осени 1980-го так все переменится, и все местные оппозиционеры, хоть как-то связанные с лидером «Солидарности» Лехом Валенсой, окажутся «нежелательными элементами» для Советского Союза, «невъездными».
– Януш, мне нужно в Москву, – взмолился Даниэль, – именно там будут поминки по Володе Высоцкому. И я должен там быть, понимаешь?!.
Молодой директор компании «Фильм Польски», умный, интеллигентный чиновник, вскочил:
– Ты спятил, что ли? Меня же с работы снимут! Куда хочешь, в любую страну, только не в СССР! Не мог ты выбрать чего-нибудь полегче? Какой-нибудь Гонконг, Тайвань, Южную Америку – все это можно устроить запросто. А ты – в Москву… Ты же антикоммунист, враг социализма. Будут большие проблемы…
Словом, все, как в песне:
Открыто всё – но мне туда не надо!– Подскажи, что делать. Я Марине Влади обещал быть! Мне всего на одну ночь! Выручай!
Сердце чиновника дрогнуло:
– Нужен веский предлог… Допустим, ты едешь на встречу со знаменитым советским режиссером договариваться о будущих съемках с обязательным участием польской стороны. Пани Ядзя, – обратился он к секретарше, – пишите… Понимаешь, мы должны щегольнуть важной, знаменитой фамилией, чтобы выглядело все так, будто у тебя запланирована встреча с кем-то из уважаемых Москвой вип-персон.
– Никита Михалков! – сразу назвал имя Ольбрыхский.
– Да нет, молод еще.
– Швейцер?
– No.
– Сергей Бондарчук?
– Вот! Этот подходит. Ты к нему едешь обсуждать свою будущую роль.
– Какую роль?
– Да хоть Тараса Бульбы! Тот же ляхов ненавидел, терпеть не мог! Вот такая вот идея! – и он показал Даниэлю большой палец.
Через пару часов был сооружен загранпаспорт, а в бухгалтерии «Фильм Польски» Ольбрыхскому даже выдали суточные на полдня или на ночь.
Когда самолет приземлился в Шереметьево, в сумерках Даниэль увидел Севу Абдулова, Колю Тамразова, кого-то еще из знакомых… Двинулся было в их сторону, но друзья стали подавать гостю знаки, что его еще кто-то встречает…
Навстречу Ольбрыхскому шел симпатичный, вполне прилично одетый мужчина. Даниэль сразу понял, что этот уж никак не меньше, чем в звании майора. Он подошел, пожал «гостю столицы» руку и сказал: «Знаю, зачем вы приехали. Я вас отвезу на Малую Грузинскую. А завтра утром провожу в аэропорт. Договорились?».
Даниэль лишь молча кивнул. И его тотчас провели через таможенный контроль.
В квартире Высоцкого, уже за столом, Ольбрыхский успел заметить родные лица: Марина, Белла Ахмадулина, Станислав Говорухин, Алла Демидова, Сергей Юрский, Веня Смехов, Сева Абдулов, Евтушенко, Окуджава, Никита Михалков… Напротив, вспоминал Даниэль, сидела какая-то девушка, вся мокрая от слез. «Кто это?» – тихо спросил я. – «Та самая Люся, телефонистка с международной станции, которая разыскивала Высоцкому Марину по всему свету. Помнишь «07»? Ну, «Здравствуй, это я!»?
Конечно, во время застолья разговор шел исключительно о Володе. Но когда Даниэль и Говорухин уединились на кухне, Станислав спросил:
– Ну, а там у вас что?
Ольбрыхский гордо воскликнул:
– Мы победили!
Потом стал рассказывать:
– Мне позвонил в Париж Анджей Вайда. Сказал: «Немедленно приезжай!». На следующий день я прилетел в Варшаву. «Иди на стадион, – скомандовал Вайда, – там еще сидят рабочие». «Что я должен делать?» – спросил я. – «Развлекать их!».
– Да ну, – махнул рукой Говорухин, – пустых, бессмысленных развлечений не бывает… В конце концов, это и есть одна из главных обязанностей артиста, то бишь шута. Наряду, конечно, с еще более важной обязанностью – говорить королям правду…
Поздней ночью Ольбрыхский с Влади поехали на Ваганьковское кладбище и увидели те самые гигантские костры из поломанных гитар… А утром «майор», как и обещал, приехал на Малую Грузинскую, 28 и отвез Даниэля в аэропорт прямо к трапу самолета, следующего рейсом «Москва – Варшава».
Когда режиссера Никиту Михалкова однажды спросили, каким ему представляется образ Даниэля Ольбрыхского, он молниеносно ответил: «Вижу море. Пляж. По белому песку идет абсолютно обнаженный Даниэль. На его босых ногах позвякивают шпоры…»