Фернан Пинто так увлекся, что постепенно начал отдаляться от общей группы охотников. Самые хитрые зайцы, несмотря на испуг, начали вырываться из окружения через фланги, минуя загонщиков, и фидалго это заприметил. Он послал свою лошадку в галоп, и вскоре в его седельной тороке уже висели семь зайцев.

Старый заяц долго не покидал своей лежки. Она была под кустом, в глубокой норе. Он немало видывал на своем веку облавных охот, и они сделали его мудрым и предусмотрительным. Заяц хорошо слышал шум, поднятый загонщиками, ему очень хотелось, как и его сородичам, поддаться многовековому инстинкту и сорваться с места, а потом бежать, бежать подальше от этого гвалта, надеясь на быстроту своих ног. Но опыт и приближающаяся старость, которая не добавляет прыти, цепко удерживали зайца в лежке.

Возможно, он так и переждал бы весь этот заячий переполох, не окажись поблизости Фернана Пинто. Его лошадка подошла слишком близко к кусту, где таился ушастый ветеран, и заячья душа все же не выдержала. Заяц выскочил буквально из-под копыт лошади, и она испугалась не меньше, чем объект охоты. Увы, оказалось, что ее не тренировали на подобный испуг, — потому-то конюх и ухмылялся с ехидцей — и кобылка понесла. Она поскакала в одну сторону, а борзые помчались за зайцем в другую, потому что Фернан Пинто отпустил их и схватился за повод со всей силой, чтобы остановить животное.

Однако все его потуги оказались напрасными. Лошадь словно сошла с ума. Она неслась, не выбирая дороги, пока одна из веток не сшибла фидалго на землю. Ему здорово повезло — он упал прямо в куст. Это смягчило падение, и Фернан Пинто отделался только царапинами. А когда пришел в себя, его начал одолевать стыд. Вот смеху-то будет, уныло думал фидалго, когда он вернется к охотникам…

Но где же они? Фернан Пинто прислушался и пошел на гвалт, который доносился даже в урочище, где он оказался. Вскоре лес поредел, и фидалго заметил мелькавшие среди деревьев фигуры охотников. А затем показался и сам великий князь. Он, как и Фернан Пинто, в азарте тоже оторвался от общей массы своих подданных и как раз слез с аргамака, чтобы поднять затравленную псами добычу.

И тут фидалго заметил в кустах неподалеку от себя какую-то тень. Он присмотрелся — и похолодел. Там сидел человек… и целился в царя из арбалета! Фернан Пинто понял, что кричать, дабы предупредить великого князя об опасности, уже бесполезно — тот просто не успеет уйти из линии огня. Оставалось последнее — применить знания, полученные во время своей миссионерской деятельности в Японии. Фернана Пинто обучили там ловко метать специальные ножи, с которыми он никогда не расставался, даже в Московии. Во время его пиратских похождений они не раз выручали фидалго из сложных положений.

Метательные ножи хранились под кафтаном, в специальном кожаном чехле. Достать один из них и бросить в преступника — было делом двух секунд. Недаром Фернан Пинто тренировался в метании ножей, которые привез из Японии, каждый день до изнеможения, вызывая у Антонио де Фариа смешки. Его бывший капитан больше доверял своей шпаге.

Убийца от неожиданности охнул — нож впился ему в плечо. Он даже выпустил из рук арбалет. Однако тут же снова его поднял, и, превозмогая боль, снова начал целиться в царя. Но Фернан Пинто не стал дожидаться дальнейшего развития событий. Он знал, что рана несерьезная — преступник был одет в тулуп, и нож не мог войти глубоко в тело. Поэтому фидалго бросился вперед и, как коршун, налетел на убийцу.

Стрелок оказался очень сильным. А может, он просто взъярился, что его замысел не удался. Фидалго и убийца сцепились в смертельной схватке и выкатились из кустов прямо под ноги великому князю. Удивительно, но царь даже не вздрогнул, хотя сразу понял, какая опасность ему угрожает. Лишь глаза его загорелись дьявольским огнем. К нему уже подъехали бояре и бросились к дерущимся. Один из них выхватил кинжал и уже замахнулся, чтобы поразить убийцу, который все же взял верх над фидалго и оседлал его, но великий князь вскричал:

— Стой! Мне он нужен живым! Живым!!!

В мгновение ока преступник был схвачен и крепко связан. Царь подошел к убийце, склонился над ним и не спросил, а прошипел сквозь зубы, как змей:

— Кто тебя подослал? Кто?! О-о, злобные семена Курбского! [57] Уже дали поганые ростки! Говори, убивец, бесово отродье!

Про «поганые ростки» великий князь сказал не для красного словца. Кроме опасавшегося царской опалы князя Курбского, перешедшего на сторону врагов Москвы, за границу год назад сбежали бояре Колычев, Пухов-Тетерин и Сарохозин. Был обвинен в измене и сговоре с поляками, но после помилован Фуников, наместник города Стародуба. За попытку уйти в Литву смоленский воевода князь Дмитрий Курлятев был отозван из Смоленска и сослан в отдаленный монастырь на Ладожском озере. Савлук Иванов, дьяк князя Владимира Андреевича Старицкого, подал донос о «великих изменных делах» царского брата. Иванов утверждал, что князь предупредил полоцких воевод о намерении царя осадить крепость. Иоанн Васильевич простил брата, но лишил его части удела, а княгиню Ефросинью Старицкую велел постричь в монахини Воскресенской обители, что на реке Шексне.

Казалось, что преступник умирает. Он лежал, как неживой, отрешенно глядя в небеса. Видимо, он пребывал в трансе, потому что знал — скорой смерти ему не видать. Что великий князь и подтвердил.

— Молчишь, негодяй?! — Иоанн Васильевич был страшен. — Ничего, ты у меня не только заговоришь, но и запоешь. Отвезти его в темницу! — приказал он кому-то из бояр. — И беречь пуще глаза! Отвечаешь за него головой! Ежели его отравят или убьют, живьем тебя сгною!

Все бояре, собравшиеся вокруг царя, задрожали от его слов. Но гнев Иоанна Васильевича прошел быстро; а возможно, он просто упрятал его поглубже. Когда принесли из кустов арбалет и царь осмотрел оружие, он обернулся к Фернану Пинто и сказал коротко: