— Ты никогда не оставлял при себе так надолго ни одно из своих завоеваний. И никого из них не поселял в своем доме. Должна я сделать вывод, что на этот раз у тебя что-то серьезное?

— Думаю, да. Мне хорошо с этой девушкой, мама.

— С танцовщицей?

Габриэль не удивился осведомленности матери.

— Да, мне хорошо с танцовщицей, — уже с раздражением подтвердил он. — Представь себе, что может быть хорошо с танцовщицей. Она очень милая, деликатная, серьезная.

— И безусловно, весьма заинтересована твоим статусом и карьерой, — едко заметила Лоррен.

— Вовсе нет! — воскликнул задетый Габриэль. — Она любит меня, а вовсе не то, что у меня есть.

— Ах, вот как! Она тебя любит? А ты, значит, любишь ее? — с нажимом спросила мать.

Дени Сансье следил за разговором жены и сына отстраненно, так, словно его это не касалось. Он часто считал, что Лоррен слишком сурова, но зато ее воспитание позволило сыну стать взрослым, ответственным человеком и блестящим профессионалом. К тому же Дени слишком мало времени уделял своему семейному очагу, так что не считал возможным вмешиваться в семейные проблемы, уступив все права супруге.

— Да… Я ее люблю.

— Ты ее любишь? И что собираешься делать дальше? Жениться на ней?

— Пока не думал об этом. Не пришло время, — отозвался Габриэль.

— Ты хочешь сказать, что, когда оно придет, ты можешь о таком подумать?! — Лоррен была искренне потрясена.

— Мама, давай на этом остановимся. Я проживаю чудесную историю любви с хорошей девушкой. Сегодня это так, и на будущее я не строю пока никаких планов.

Дени Сансье вмешался и сказал максимально дружелюбным и спокойным тоном:

— Мы не раздражаемся, Габриэль. Мы с мамой немного волнуемся, что у тебя роман с девушкой… принадлежащей, так сказать, к богеме. И это в очень ответственный момент твоей жизни. Мы боимся, как бы ты не ослабил свои усилия.

— В ответственный момент моей жизни? — повторил Габриэль, вспыхнув. — Но мне кажется, вся моя жизнь состоит из ответственных моментов, один важнее другого. Год за годом я сдавал экзамены, выигрывал конкурсы, добивался, преуспевал, только бы вы были мной довольны, только бы мной гордились!

Лоррен прищурилась.

— Ты хочешь упрекнуть нас за воспитание, которое мы тебе дали?

— Нет, мама, — со вздохом, в котором сквозила безнадежность, отозвался Габриэль. — Я хочу сказать другое. Хочу сказать, что настало время, когда я сам буду решать, что для меня хорошо и что плохо. Что я на это способен.

— И ты, например, решишь, что хорошо жить с… танцовщицей? — продолжала настаивать Лоррен.

Габриэль впился взглядом в глаза матери и стиснул зубы.

— Тебя волнует одно: она танцовщица!

Он подвинул стул и наклонился над столом.

— Мы живем в двадцать первом веке, мама! О чем мы тут говорим? Не хватало только классовой борьбы, о которой не забыло ваше поколение! Какая разница, чем занимается моя девушка и откуда она! Ты что, забыла? Папа тоже из очень скромной семьи.

— Не путай разные вещи! — вскинулась Лоррен Сансье. — Когда мы познакомились, он был блестящим студентом лучшего вуза!

— И поэтому ты в него влюбилась? А если бы он был пекарем или слесарем, ты бы на него не взглянула?

— Тише, тише, — снова вмешался Дени. — При чем тут социальные слои, Габриэль? Мы с мамой беспокоимся об одном — чтобы ты сделал правильный выбор.

— Если дело в этом, расспросите меня о Кларе. А еще лучше, познакомьтесь и посмотрите на нее сами, составьте о ней собственное мнение. Или вы считаете, что я не способен понять, что для меня хорошо и что плохо? Но если вы до такой степени на меня не полагаетесь, то о чем вообще можно говорить?

За столом нависло напряженное молчание.

— Ладно. У меня заседание. — Габриэль встал. — Спасибо за чудесную, теплую трапезу. — Он ограничился кивком на прощание и вышел из ресторана, провожаемый гневным взором матери.

Он спросил себя: есть ли другие решения? И ответил: нет, у него нет выбора. Он перебрал все. Если не начнет действовать, окажется на несколько лет за решеткой. С отличным адвокатом — на несколько месяцев. Но в любом случае потеряет все, что наработал. Свалится в пропасть.