— Ну а вы? — спросил старик.

— Про меня они, видимо, забыли. Я дождался, пока они уйдут…

— И не нашли ничего лучше, чем прийти прямо сюда?

— Я считал это необходимым, Константин Эрастович, ради вашей безопасности… Ведь если тело Милашевского будет обнаружено, его могут опознать, — разумеется, как Лаухина, — а это привлечет внимание к вашему дому. Я настоятельно рекомендую вам немедленно переехать. У нас есть хорошо обеспеченная охраной квартира у Новохатко.

Казалось, старик не слушал его. Помолчав некоторое время, он вскинул голову:

— Где мой приказ Назарову, господин полковник?

— Он остался в моем пиджаке, ваше превосходительство! — Полковник встал.

Поглаживая рукой стол, старик, спокойно глядя в глаза Беленкову, сказал:

— В мое время офицеры предпочитали пустить себе пулю в лоб, чем отвечать подобным образом!

— Ваше превосходительство! Это же просто уголовные бандиты! Они не обратят внимание на бумагу, их интересуют деньги.

— Вы считаете, что мой приказ не стоит денег?

Беленков ничего не ответил. Он, видимо, был совершенно раздавлен свалившимися на него событиями. Полковник сжал голову грязными ладонями и простонал:

— Как это нелепо, дико! Боже мой!

Генерал — а это был сам князь Ухтомский — брезгливо смотрел сверху вниз на своего подчиненного.

— Степан! — крикнул он через некоторое время. — Подай Александру Игнатьевичу умыться!

Утром, захватив с собой только самое необходимое, Беленков с Ухтомским направились к Новохатко. У того, несмотря на ранний час, они застали гостей.

— Разрешите представить вам, Константин Иванович, — сказал Новохатко, вводя князя в комнату, — двух боевых офицеров нашей организации. Есаул Филатов Иван Егорович — приговорен большевиками к смертной казни.

Есаул встал навытяжку.

— Корнет Бахарев, участник «ледяного похода». — Новохатко замялся. — Близкий знакомый епископа Филиппа.

Ухтомский внимательно посмотрел на Бориса и подал ему руку.

— Вот как! — сказал он. — Я тоже был знаком с его преосвященством. А про вас, есаул, я много слышал, жаль, что раньше обстоятельства не позволили встретиться. Садитесь, господа.

«Константин Иванович, — подумал Борис, — тоже себе конспираторы, от него за три версты несет князем». Он понял, кто перед ним, что наступила та минута, ради которой он вот уже больше двух месяцев ходит как по канату над пропастью. Почему, однако, он пожаловал сюда собственной персоной?

Все пятеро расположились вокруг стола, но Борису стоило больших усилий сохранить спокойствие и заставить себя внимательно слушать, о чем шел разговор.

Беленков рассказывал подробности ночного происшествия. Услышав о том, как тело Милашевского злоумышленники бросили в воду, Новохатко встал и истово перекрестился в сторону горевших в углу лампад. Лицо его было полно скорби.

Борис с интересом наблюдал за старым полицейским провокатором. Казалось, будто это совсем не он, Николай Маркович Новохатко, всего полчаса назад в этой же комнате спрятал в карман деньги и документы поручика Милашевского и приказ князя полковнику Назарову. Принимая их от Бахарева, он сказал:

— Ну, я чувствую, Борис Александрович, что ваши ребята охулки на руку не положат. Так они, говорите, и полковника припугнули неплохо! Дорого ли пришлось им дать?

— Как по уговору, — ответил Борис. — Они взяли половину из тех денег, что были у Милашевского и в пиджаке у Беленкова. Все равно краденые ведь деньги. Кстати, как вы думаете, откуда это у полковника в подкладке иностранная валюта?

— Неужто он и на иностранцев работает? Вот ловкая бестия! Ну, это ему даром тоже не пройдет. Верно я говорю, господин есаул?

Филатов, присутствовавший при этом разговоре, со злобой, как показалось Борису, посмотрел на Новохатко.

— Знаете, господа, — сказал он, — в первый же день восстания вместе с большевистскими комиссарами я повешу и парочку членов из этого штаба. Чтоб неповадно было!

Новохатко засмеялся.

— Будем надеяться, что вы не нас с Борисом Александровичем имеете в виду. Да, кстати, можно бы проделать это и сейчас. Бандиты народ надежный! Это уж вы мне поверьте, я сам, между прочим, в Киеве в прежнее время большие связи имел по этой линии. А вы-то как с ними сошлись, корнет?

— Довелось вместе быть в тюрьме с их главарем, потом помог я им кое в чем! — нехотя ответил Борис.

Во время этого разговора и пришли Беленков с князем, принесшие новость, которую все они уже хорошо знали. И вот теперь, наблюдая за тем, как искусно Новохатко изображает крайнюю скорбь по поводу им же самим спровоцированной гибели адъютанта князя Ухтомского, Борис прикидывал, во что может вылиться вся эта ситуация.

А сам виновник скорби господина Новохатко — поручик Милашевский в это время живой и здоровый сидел в одном из продавленных кресел кабинета на верхнем этаже дома на Большой Садовой. Напротив него во втором кресле, как обычно, вытянув длинные ноги, помещался бледный от бессонных ночей Павел Воронов, у окна, сложив руки на груди, стоял Николаев, а за столом над стопкой уже исписанных листков трудился Федор Зявкин.